Иона Эммануилович Якир: биография. Дело «красных командармов» — тухачевский, уборевич, якир Иона командир красной армии

Одной из причин поражений РККА в начальный период ВОВ с подачи Н.С.Хрущева,либеральные историки видят:-в уничтожении Сталиным перед войной "цвета армии", в частности ее выдающихся полководцев. Об одном из них несколько фактов из биографии.

В 1920 г. Якир и его войско впервые встретились с серьезным противником - регулярной польской армией. Красноармейцы потерпели жестокое поражение и спасались бегством. Кстати, об этом позорном эпизоде в своих мемуарах Иона Эммануилович не вспоминает.

Любопытные сведения о Якире в одном из интервью привел сын его близкого знакомого и соратника Григория Котовского Григорий Григорьевич. Он рассказывал, что в продвижении Ионы Эммануиловича во время Гражданской войны ключевую роль сыграли не его полководческие таланты (очень посредственные), а, в первую очередь, родственные связи с Львом Троцким. Котовцы даже передали Григорию документы о том, что первый орден Красного Знамени Якир получил

В биографии Якира, помимо жестоких карательных операций, немало эпизодов, за которые ему впору было стыдиться. В

1920 г. во время столкновений с белополяками, во время успешного наступления последних на Киев была взята Белая Церковь, где находилась главная резиденция графов Браницких, крупных землевладельцев. Вслед за войсками в Белую Церковь вернулись и Браницкие. Во время контрнаступления Красной Армии бригаде Котовского было поручено взятие Белой Церкви. Блестяще проведя эту операцию, Котовский с войском пошел дальше. Тем временем, в город подошел обоз бригады, в составе которой был перевязочный отряд супруги Котовского Ольги Петровны - она была врачом в бригаде. Обоз разместился в особняке Браницких, в спешке и панике покинувших резиденцию, спасаясь от красных. В особняке мадам Котовская пошла искать постельное белье, чтобы нарезать из него бинты для раненых. Когда она вошла в одну из спален, то увидела большой кожаный чемодан, наполненный кружевами.

Вдруг позади нее раздался крик: «Не трогайте, это мое!» Ольга Петровна обернулась и увидела жену Якира Сару Лазаревну. Через несколько дней разразился скандал: в ЧК обнаружили, что было похищено столовое серебро Браницких. Сара Лазаревна подло указала на Котовскую, которая первая со своими санитарами побывала во дворце. К чести Ольги Петровны, быстро выяснилось, что она была непричастна к пропаже серебра.

Прошли годы. В 1924 г. чета Котовских возвращалась из Москвы в Умань через Харьков, где тогда жили Якиры. Они были приглашены Ионой Эммануиловичем на званый обед, во время которого Ольга Петровна обратила внимание на столовое серебро с вензелем «Б ». «Так вот где серебро Браницких », - громко воскликнула она. Воцарилось неловкое молчание, а Якир покраснел, как рак.

Кстати, позже выяснилось, что при Саре Лазаревне всегда находилось двое сопровождающих, которые собирали ценности из домов зажиточных горожан, крупных землевладельцев и раскулаченных. Все это добро чемоданами отвозилось в Одессу.

Как уже упоминалось, Якир был в числе главных организаторов сначала жесточайшей коллективизации, а потом Голодомора в нашей стране. Благодаря его усердию боевые отряды Красной Армии изымали все, что можно было считать едой, и беспощадно уничтожали. А потом командарм отдал приказ, чтобы красноармейцы отстреливали уличенных в людоедстве. О людоедах сообщали лояльные властям деревенские активисты, которым выдавали талоны на еду.

Иона Эммануилович Якир (3 августа 1896, Кишинёв Бессарабская губерния - 12 июня 1937, Москва) - советский военный деятель, командарм 1-го ранга (1935). Видный военачальник времён Гражданской войны. Расстрелян в ходе Сталинской чистки (1937). Посмертно реабилитирован (1957).

Биография

Родился в Кишинёве в еврейской семье провизора Менделя (Эммануила Абрамовича) Якира и его жены Хаи Меерзон. Его дед, Абрам Якир, был уроженцем Ясс.

Учился в Базельском университете и Харьковском технологическом институте.

В 1915 году, как военнообязанный, направлен токарем на военный завод в Одессе. В апреле 1917 года вступил в РСДРП(б). С декабря 1917 года - член исполкома Бессарабского губернского совета, член губкома и ревкома. С января 1918 года командовал красными отрядами в боях с румынскими войсками. Затем комиссар бригады, дивизии, Поворинского боевого участка. С сентября 1918 года - начальник политотдела Южного участка отрядов завесы. В октябре 1918 года - июне 1919 года - член Реввоенсовета (РВС) 8-й армии, командовал группой войск.

В 1919-1920 годах командовал дивизией и группой войск. С октября 1920 года начальник и комиссар 45-й стрелковой дивизии, одновременно командовал различными группами войск на Юго-Западном фронте.

В 1921 командовал войсками Крымского района Киевского военного округа. Командующий войсками Киевского военного округа (ноябрь 1921 - 21 апреля 1922) (7-с.53;с.59). Командир Киевского военного района Украинского военного округа (1 июня 1922 - август 1923) (7-с.59). Командир и комиссар 14-го стрелкового корпуса УкрВО (сентябрь 1923 - декабрь 1923). Помощник командующего Вооружёнными Силами Украины и Крыма (декабрь 1923 - март 1924).(4с)

В марте 1924 - ноябре 1925 годов - начальник Главного управления военно-учебных заведений РККА. Командующий войсками Украинского военного округа (ноябрь 1925 - 17 мая 1935) (7-с.64; с.86;8-с.763). Приказом Народного комиссара обороны СССР от 17 мая 1935 № 079 назначен командующим войсками Киевского военного округа, член Военного Совета при наркоме обороны СССР (17 мая 1935-1937) (7-с.64; 4с). Арестован 28.05.1937 г.(4с)

Партийная карьера и гибель в 1937 году

В 1930-1934 годах - член РВС СССР. С 1930 года - кандидат в члены, с 1934 - член ЦК ВКП(б). На Пленуме ЦК ВКП(б) (февраль - март 1937) при обсуждении вопроса о Н. И. Бухарине и А. И. Рыкове выступил «за исключение, предание суду и расстрел». 10 мая 1937 года переведён на должность командующего Ленинградским военным округом.

28 мая 1937 года арестован. Обратился с письмом к И. В. Сталину и К. Е. Ворошилову с заверением, что он абсолютно невиновен:

Я честный и преданный партии, государству, народу боец… Я честен каждым своим словом, а умру со словами любви к Вам, к партии и стране, с безграничной верой в победу коммунизма.

По другой версии текст обращения был следующим:

Родной, близкий тов. Сталин. Я смею к Вам обращаться, ибо я всё сказал, всё отдал и мне кажется, что я снова честный и преданный партии, государству, народу боец, каким я был многие годы. Вся моя сознательная жизнь прошла в самоотверженной честной работе на виду партии, её руководителей - потом провал в кошмар, в непоправимый ужас предательства… Следствие закончено. Мне предъявлено обвинение в государственной измене, я признал свою вину, я полностью раскаялся. Я верю безгранично в правоту и целесообразность решения суда и правительства… Теперь я честен каждым своим словом, а умру со словами любви к Вам, к партии и стране, с безграничной верой в победу коммунизма.

За два дня до расстрела написал письмо в ЦК и НКО, в котором изложил ряд последних мыслей и предложений, касающихся организации армии.

11 июня 1937 года Специальным судебным присутствием Верховного суда СССР приговорён к смертной казни. В 1957 году реабилитирован.

Иону Якира считают одним из организаторов Голодомора на Украине. В 1920-30 гг. он возглавлял Киевский военный округ, т. е., был главнокомандующим Красной Армии в нашей стране, силами которой и изымалось все имевшееся продовольствие в украинском селе. Но даже это жуткое злодеяние – далеко не единственное в кровавом списке этого вершителя революции.

Связи решают все

Иона родился в Кишиневе 15 августа 1896 г. в состоятельной еврейской семье. Его отец Эммануил Якир, уважаемый в городе провизор и весьма состоятельный человек, сумел дать сыну хорошее образование, в том числе и за рубежом. Сперва молодой человек окончил частное реальное училище (в казенное ему как еврею путь был закрыт), а в 1913 г. поступил в Базельский университет (Швейцария), одновременно работая там химиком-лаборантом. Не проявлявший тяги к знаниям в училище, он в течение двух семестров в университете достиг значительных успехов в области неорганической химии. Его преподаватель, профессор Фихтер отзывался о своем ученике как «о наиболее подготовленном и эрудированном среди всех русских студентов».

И хотя Якира называют талантливым полководцем, нужно заметить, что во время Первой мировой войны, когда в армию Российской империи брали всех мало-мальски пригодных бойцов, он «отмазывался» от службы и брал в институте справки об освобождении. А потом через полезные знакомства устроился токарем на военный завод. И вовсе не из-за любви к труду или недостатка в средствах – просто рабочих военных заводов не призывали на фронт.

Под прикрытием китайцев

Вернувшись весной 1917 г. в Кишинев, когда политическая жизнь бурлила, как вулкан, Иона решил вступить в ряды ВКП(б). Туда его приняли большевики 5-го Заамурского кавалерийского полка. Якир активно насаждал советскую власть в Бессарабии (так тогда называлась Молдова), став членом Бессарабского губревкома, и гонял румынские войска. «Начинал я свою карьеру с того, что организовал 2-3 десятка бойцов и с ними на грузовиках преследовал румын у Кишинева», – писал будущий командарм в мемуарах. Со временем его отряд разросся и пополнился местными крестьянами, солдатами из Заамурского полка и даже китайцами, которые работали на молдавских помещиков.

Кстати, с китайцами Якира связывали длительные отношения. Его личная охрана насчитывала 530 человек, и состояла исключительно из представителей Поднебесной. Как свидетельствуют документы, эти китайцы были настоящими головорезами. Интересно, что Иона платил секьюрити из своего кармана. Откуда у него было столько денег, чтобы содержать целый батальон охранников, история умалчивает, а сам Якир об этом не распространялся.

В ходе войны Иона Эммануилович попал в войска Южного фронта, созданного для борьбы против немцев и белоказаков. Правда, наш герой всячески уклонялся от участия в боевых операциях. Он стремился попасть на нейтральные посты, которые почти ни к чему не обязывали – был комиссаром бригады, начальником Политуправления фронта, а затем членом Революционного совета 8-й армии.

В это время Якир подружился с однополчанами – Затонским, Гамарником, Голубенко, Левензоном, Картвелишвили, Гаркавым, Котовским.

К концу войны Якиру дали немного покомандовать 45-ой стрелковой дивизией. Он принимал участие в разгроме войск Петлюры и банд Махно.

Несколько раз Якира направляли подавлять народные восстания. Особо он отличился в репрессиях против донских казаков, которые приказал провести Яков Свердлов, правая рука Ленина. Да так усердствовал, что даже придумал установить процент уничтожения мужского населения.

И вот в 1920 г. Якир и его войско впервые встретились с серьезным противником – регулярной польской армией. Красноармейцы потерпели жестокое поражение и спасались бегством. Кстати, об этом позорном эпизоде в своих мемуарах Иона Эммануилович не вспоминает.

Любопытные сведения о Якире в одном из интервью привел сын его близкого знакомого и соратника Григория Котовского Григорий Григорьевич. Он рассказывал, что в продвижении Ионы Эммануиловича во время Гражданской войны ключевую роль сыграли не его полководческие таланты (очень посредственные), а, в первую очередь, родственные связи с Львом Троцким. Котовцы даже передали Григорию документы о том, что первый орден Красного Знамени Якир получил незаконно.

Но вот война закончилась, и Якира направили на Украину командовать Киевским военным округом, где он тоже порядком отличился.

Серебро Браницких

В биографии Якира, помимо жестоких карательных операций, немало эпизодов, за которые ему впору было стыдиться. В 1920 г. во время столкновений с белополяками, во время успешного наступления последних на Киев была взята Белая Церковь, где находилась главная резиденция графов Браницких, крупных землевладельцев. Вслед за войсками в Белую Церковь вернулись и Браницкие. Во время контрнаступления Красной Армии бригаде Котовского было поручено взятие Белой Церкви. Блестяще проведя эту операцию, Котовский с войском пошел дальше. Тем временем, в город подошел обоз бригады, в составе которой был перевязочный отряд супруги Котовского Ольги Петровны – она была врачом в бригаде. Обоз разместился в особняке Браницких, в спешке и панике покинувших резиденцию, спасаясь от красных. В особняке мадам Котовская пошла искать постельное белье, чтобы нарезать из него бинты для раненых. Когда она вошла в одну из спален, то увидела большой кожаный чемодан, наполненный кружевами.

Вдруг позади нее раздался крик: «Не трогайте, это мое!» Ольга Петровна обернулась и увидела жену Якира Сару Лазаревну. Через несколько дней разразился скандал: в ЧК обнаружили, что было похищено столовое серебро Браницких. Сара Лазаревна подло указала на Котовскую, которая первая со своими санитарами побывала во дворце. К чести Ольги Петровны, быстро выяснилось, что она была непричастна к пропаже серебра.

Прошли годы. В 1924 г. чета Котовских возвращалась из Москвы в Умань через Харьков, где тогда жили Якиры. Они были приглашены Ионой Эммануиловичем на званый обед, во время которого Ольга Петровна обратила внимание на столовое серебро с вензелем «Б». «Так вот где серебро Браницких», – громко воскликнула она. Воцарилось неловкое молчание, а Якир покраснел, как рак.

Кстати, позже выяснилось, что при Саре Лазаревне всегда находилось двое сопровождающих, которые собирали ценности из домов зажиточных горожан, крупных землевладельцев и раскулаченных. Все это добро чемоданами отвозилось в Одессу.

Как уже упоминалось, Якир был в числе главных организаторов сначала жесточайшей коллективизации, а потом Голодомора в нашей стране. Благодаря его усердию боевые отряды Красной Армии изымали все, что можно было считать едой, и беспощадно уничтожали. А потом командарм отдал приказ, чтобы красноармейцы отстреливали уличенных в людоедстве. О людоедах сообщали лояльные властям деревенские активисты, которым выдавали талоны на еду.

Приложил Якир руку и к столичному градостроительству. Здание нынешнего секретариата президента на улице Банковой сперва предназначалось для штаба Киевского военного округа. В конце 1930 г. два старых штабных корпуса были объединены и надстроены согласно замыслу архитектора Сергея Григорьева. Он проектировал обновленный штаб четырехэтажным. Но, по рассказу зодчего Бориса Жежерина, который участвовал в разработке фасада, такая скромная высота возмутила Иону Якира. Тот потребовал, чтобы штаб был не ниже здания НКВД (нынешний Кабмин). И авторам пришлось лихорадочно переделывать проект.

Предателю и сволочи – смертная казнь

Дальше карьера Якира резко пошла по наклонной. Будучи кровавым палачом, он сам попал в руки таких же жестоких личностей. Незадолго до его ареста на февральско-мартовском пленуме (1937 г.) ЦК ВКП(б) шло обсуждение, как поступить с предателями Бухариным и Рыковым (соратниками Ленина и противниками Сталина в борьбе за власть): сразу расстрелять или продолжить расследование их «преступной» деятельности. Было немало тех, кто высказался за дополнительное расследование, боясь, что будут следующими претендентами на расстрел. Были и те, кто требовал немедленной казни. Среди таких наиболее кровожадных был и Якир. Чем, вероятно, и приблизил расправу над собой.

Удавка вокруг него закрутилась еще в 1936 г., когда 5 июля сотрудники НКВД арестовали Дмитрия Шмидта, командира танкового соединения в Киевском военном округе и одного из приближенных Якира. На допросах Шмидт сообщал, что по указанию своего непосредственного начальника готовил танковое соединение для вооруженного восстания.

В апреле 1937 г. арестовали командующего Уральским военным округом комкора Гаркавого, с которым Якир состоял не только в дружеских, но и в родственных отношениях: их жены были родными сестрами. Иона Эммануилович почувствовал, как стремительно сжимается вокруг него кольцо. Он понимал, что нужно что-то делать, чтобы спасти свою жизнь. Презрев субординацию, минуя наркома обороны, он обратился непосредственно к Сталину. Вопреки ожиданиям генеральный секретарь принял Якира сразу, внимательно выслушал, не перебивая. Он успокоил командарма: изобличающие Гаркавого данные состоят исключительно из показаний лиц, находящихся под стражей. Если тщательная и беспристрастная проверка не подтвердит их достоверность, комкор будет немедленно освобожден и восстановлен в должности. Однако все арестованные, как нетрудно догадаться, оставались за решеткой.

В это же время был взят под стражу начальник военной академии им. Фрунзе командарм Август Корк. На допросе он назвал состав «штаба, замышлявшего государственный переворот» - Тухачевский, Якир, Уборевич, Путна, Эйдеман. Весь «штаб» быстро оказался в застенках Лубянки.

Интересное совпадение: 10 мая 1937 г. Якира и Тухачевского сместили со своих должностей: первого отправили командовать Ленинградским военным округом, а второго – Приволжским. Вскоре после этого Ионе Эммануиловичу позвонил нарком обороны Клим Ворошилов и приказал немедленно явиться в Москву. Туда Якир отправился на своем бронированном вагоне. Ночью в полной тишине чекисты отцепили вагон от поезда, и арестовали сонного Иону.

В Москву арестанта повезли на автомобиле. Здесь с него сорвали ордена и знаки отличия. Иону Эммануиловича обвинили в сговоре с фашистами и попытке государственного переворота вместе с Тухачевским. Якир потребовал встречи с Ворошиловым. Ему отказали. Со Сталиным - тем более.

Незадолго до этого, 8 июня 1937 г. «Правда» сообщила, что в редакцию поступило письмо от бывшей жены Якира, в котором она отрекалась от мужа и проклинала его.

История сохранила и мнение Хрущева об арестованном командарме. Два десятилетия спустя после его гибели Никита Сергеевич высказывался о Якире в восторженных выражениях и винил во всем Сталина. А тогда он говорил нечто совершенно иное о «выродке, намеревавшемся открыть дорогу фашистам».

Расстреляли Якира и весь «штаб переворота» 11 июня 1937 г. Примечательно в этой истории то, что ненадолго пережили осужденных и члены суда, вынесшие смертный приговор. В застенках НКВД погибли маршал Блюхер, командармы Алкснис, Белов, Дыбенко. При неясных обстоятельствах вскоре после процесса умерли командарм Каширин и комкор Горячев.

Антисоветская семья

После расстрела НКВД преследовало и членов семьи Ионы Эммануиловича. Так, его сына Петра, которому на тот момент было всего 14 лет, арестовали по обвинению в «организации конной банды» и отправили в колонию для малолетних преступников. Петр Якир стал известным диссидентом. В 1972 г. его снова арестовали, под угрозой ареста дочери он стал сотрудничать со следствием. На суде он признал себя виновным в «антисоветской агитации» и раскаялся в своей «антигосударственной деятельности». Сара Лазаревна отбыла в лагерях 18 лет, сестра Изабелла – 17, братьям Ионы повезло еще меньше – все они были арестованы и расстреляны.

Как теперь говорят, Якир был человеком своей эпохи, когда расстрел сотен людей и жестокие репрессии были в порядке вещей, а подлость и беззаконие процветали. Под стать были и его соратники. Только спустя многие годы мы узнаем истинное лицо «героев» революции.

Подготовила Анна Попенко,
по материалам

Якир был знаменитым советским военачальником, героем Гражданской войны. Он слепо выполнял волю Сталина, за что и поплатился.

УМНЫЙ ВОЯКА

Родился в Кишиневе 15 августа 1896 г. в состоятельной еврейской семье. Его отец Эммануил Якир, уважаемый в городе провизор, сумел дать сыну хорошее образование.
Иона окончил частное реальное училище - в казенное ему как еврею путь был закрыт, да и высшее образование он мог получить только вне царской России. Поэтому в 1913 г. Якир поступил в Базельский университет (Швейцария), одновременно работая там химиком-лаборантом.
Не проявлявший тяги к знаниям в училище, он в течение двух семестров достиг значительных успехов в области неорганической химии. Его преподаватель, профессор Фихтер, отзывался о своем ученике как «о наиболее подготовленном и эрудированном среди всех русских студентов» .

Россия в это время воевала, но даже тогда Якир не помышлял о военной карьере и брал справки в институте для освобождения от службы в армии. Да и числился он среди «политически благонадежных».
Вернувшись в Кишинев весной 1917 г., когда политическая жизнь бурлила, как вулкан, Иона решил вступить в ряды ВКП. Туда его приняли большевики 5-го Заамурского кавалерийского полка.
Якир принимал участие в становлении Советской власти в Бессарабии как член Бессарабского губревкома.

«Начинал я свою карьеру с того, что организовал 2-3 десятка бойцов и с ними на грузовиках преследовал румын у Кишинева» , - вспоминал будущий командарм.
Кого только революция не сорвала с насиженных мест и не превратила в солдат: крестьян-бессарабцев, не имевших земли, китайцев-лесорубов, сбежавших от нанимателей, остатки «славного 5-го конного Заамурского полка» без единого офицера. Командовать разношерстным Тираспольским отрядом было тяжело.

Якир с иронией называл себя и своих бойцов «умными вояками» . Вместе они постигали науку войны, часто на своих неудачах, провокациях анархистов.
Опыт командира Иона получал в тяжелых изматывающих боях с австро-немецкими войсками. Отряд пробивался на восток. Под Днепропетровском Якир был тяжело ранен, и его еле выходили в санитарном поезде.

ВОЕННЫЕ ПОХОДЫ

В Воронеже, где Тираспольский отряд был на переформировании, Иона Эммануилович занялся организацией крепких красных частей. Его назначают начальником Политуправления фронта, а затем членом РВС 8-й армии.
В боях в районе Коротояк-Лиски-Острогожск он проявил себя настоящим полководцем. За организацию своими силами контрнаступления, в результате которого были освобождены Коротояк и военно-стратегический узел Лиски, Якиру был вручен орден Красного Знамени №2 (№1 получил Блюхер).
В июле 1919 г. Якир вновь продемонстрировал военный талант. В 45-й дивизии, которая формировалась в районе Одессы, «сплошь и рядом царила вольница» . Времени на укрепление дивизии противник не оставил, отрезав ее от главных сил Красной Армии.

Руководство из центра прекратилось, связи не было. В этих условиях Якир принимает рискованное, но единственно верное решение: его войска идут на прорыв, нанося серьезный урон противнику, который считал, что шансов вырваться у «красных» нет.

400-километровый поход и месяц непрерывных упорных боев заставил генерала Деникина перегруппировать силы. Это помогло основным частям Красной Армии под Орлом начать переломное наступление против белогвардейцев. Второй орден Красного Знамени украсил грудь 24-летнего командующего южной группой.
После небольшой передышки в декабре 1920 г. Якир со своей 45-й дивизией принимает участие в боях за Екатеринослав и Александровск (Запорожье) против армии Махно. Затем были походы на Одессу, польская кампания и третий орден Красного Знамени.

СЕРЕБРО БРАНИЦКИХ

В биографии Якира, помимо военных походов, немало эпизодов, за которые ему впору было стыдиться.
В 1920 г. армией Григория Котовского была взята Белая Церковь, где находилась главная резиденция графов Браницких, крупных землевладельцев. Блестяще проведя эту операцию, Котовский с войском пошел дальше.
Тем временем, в город подошел обоз бригады, в составе которой был перевязочный отряд супруги Котовского Ольги Петровны - она была здесь врачом. Обоз разместился в особняке Браницких , в спешке и панике покинувших резиденцию, спасаясь от красных.

В особняке мадам Котовская пошла искать постельное белье, чтобы нарезать из него бинты для раненых. Когда она вошла в одну из спален, то увидела большой кожаный чемодан, наполненный кружевами.
Вдруг позади нее раздался крик: «Не трогайте, это мое!» Ольга Петровна обернулась и увидела жену Якира Сару Лазаревну. Через несколько дней разразился скандал: в ЧК обнаружили, что было похищено столовое серебро Браницких.

Сара подло указала на Котовскую, которая первая со своими санитарами побывала во дворце. К чести Ольги Петровны, быстро выяснилось, что она была непричастна к пропаже серебра.

Прошли годы. В 1924 г. чета Котовских возвращалась из Москвы в Умань через Харьков, где тогда жили Якиры. Они были приглашены Ионой Эммануиловичем на званый обед, во время которого Ольга Петровна обратила внимание на столовое серебро с вензелем «Б». «Так вот где серебро Браницких!» , - громко воскликнула она. Воцарилось неловкое молчание, а Якир покраснел, как рак.
Кстати, позже выяснилось, что при Саре Лазаревне всегда находилось двое сопровождающих, которые собирали ценности из домов зажиточных горожан, крупных землевладельцев и раскулаченных. Все это добро чемоданами отвозилось в Одессу.

ДВЕ СТОРОНЫ МЕДАЛИ

После Гражданской войны Якиру был доверен один из самых больших военных округов — Киевский (КВО), а в 1924 году он получает должность командующего Вооруженными силами Украины и Крыма.
Опытный Фрунзе не побоялся доверить столь ответственный участок 29-летнему молодому человеку и не ошибся в преемнике.

Якир всегда старался быть в курсе новейших достижений военного искусства на Западе. Свободно владея несколькими европейскими языками, он внимательно перечитывал массу специальной литературы. Вывод военачальник сделал правильный: «будущая война станет войной моторов».
Знал бы он, что через несколько лет на судебном процессе против него выдвинут обвинение в подготовке танкового соединения для вооруженного восстания.

Во время проведения широкомасштабного учения всех родов войск у станции Бровары под Киевом в 1935 году под командованием Якира впервые был осуществлен массовый воздушный десант. Военную операцию по достоинству оценили зарубежные специалисты, а Ионе Эммануиловичу было присвоено звание командарма 1 -го ранга (выше по тому времени - только маршал).
По инициативе командующего КВО сооружались Киевский, Коростенецкий, Центральный Украинский, Тираспольский и Каменец-Подольский укрепрайоны. Маршал Баграмян, в то время служивший под командованием Якира, свидетельствовал, что «эти районы в начале Великой Отечественной войны могли бы сыграть большую роль, если бы укрепления не разоружили и не демонтировали».

Вместе с тем Якир приложил руку сначала к жесточайшей коллективизации, а потом и Голодомору в Украине. Ведь он был главнокомандующим Красной Армии в нашей стране, силами которой и изымалось все имевшееся продовольствие на селе.

Благодаря усердию полководца, боевые отряды Красной Армии изымали все, что можно было считать едой, и беспощадно уничтожали. А потом командарм отдал приказ, чтобы красноармейцы отстреливали уличенных в людоедстве. О людоедах сообщали лояльные властям деревенские активисты, которым выдавали талоны на еду.

«ПОДЛЕЦ»

Вскоре карьера Якира резко пошла по наклонной. Он слепо верил в существование мифических заговоров против вождя и, например, поддержал самые жестокие карательные меры против Бухарина и Рыкова. Но следующей жертвой Сталина стал уже он.

Взять под стражу в Киеве неординарного командарма, да еще и во время работы XIII съезда КП(б)У, ни Ежов, ни Сталин не осмелились. Выманил его в Москву Ворошилов. На пути к «новому месту работы» Якир был арестован. По дороге с вокзала в Кремль, в автомобиле, с него сорвали ордена и знаки отличия.

11 июня 1937 г. Якира расстреляли. За три дня до этого, 8 июня 1937 г., «Правда» сообщила, что в редакцию поступило письмо от бывшей жены Якира, в котором она отрекалась от мужа и проклинала его.
Сара Якир и их 14-летний сын Петр сначала были высланы в Астрахань, а затем арестованы и 17 лет провели в тюрьмах. В 33 года Петр Ионович вернулся в Москву, окончил историко-архивный институт, защитил диссертацию и работал в Институте истории СССР АН СССР. Он был твердо убежден в невиновности своего отца и гордился им.

Наверное, сыну было больно осознавать, что последними словами легендарного командарма были: «Да здравствует партия! Да здравствует Сталин!»

ДЕЛО «КРАСНЫХ КОМАНДАРМОВ» - ТУХАЧЕВСКИЙ, УБОРЕВИЧ, ЯКИР

Нельзя строить армию без репрессий…

Троцкий. «Моя жизнь»

Одна из наиболее загадочных страниц истории борьбы за власть в сталинскую эпоху - так называемый «заговор Тухачевского».

Все производство по этому делу было окутано строжайшей тайной. Никаких подробностей не сообщалось. В печати приводились лишь имена «заговорщиков» и формулировка предъявленного обвинения. Да еще официальное сообщение о приведении приговора в исполнение.

5 июля 1936 года сотрудники НКВД арестовали Дмитрия Шмидта, командира танкового соединения в Киевском военном округе.

Когда об аресте стало известно командующему Киевским военным округом командарму Ионе Якиру, тот обратился за разъяснениями к Ежову. Выслушав командующего округом, Ежов выдержал паузу и не спеша выложил перед командармом ряд документов. В основном это были показания Мрачковского, Дрейцера и Рейнгольда, проходивших по делу «объединенного троцкистско-зиновьевского центра». В этих показаниях утверждалось, что Шмидт готовил убийство наркома обороны Ворошилова. Якир был ошеломлен. Ни в малой степени не поверив этому сообщению, он тем не менее не счел возможным его оспаривать. Любая попытка такого рода в глазах Ежова выглядела бы как очевидное свидетельство расположения к врагу народа, если не хуже того - соучастия в подготавливаемом им преступлении. А далее появились показания. В одном из них Шмидт сообщал, что по указанию своего непосредственного начальника, командарма Якира, готовил танковое соединение для вооруженного восстания. Когда Иона Эммануилович Якир ознакомился с их содержанием, в его черных вьющихся волосах впервые появились седые пряди. В то время ему не было еще и сорока.

Якир стал настаивать на очной ставке со Шмидтом. И добился своего. В седом старике, которого посадили напротив, Якир никак не мог узнать своего бывшего подчиненного, всегда отличавшегося молодцеватостью и даже несколько вызывающей манерой поведения.

Перед ним был апатичный человек, совершенно безразличный, как казалось, не только к предмету допроса, но и к своей собственной судьбе. Однако на вопрос Якира, соответствуют ли его показания действительности, Шмидт твердо ответил:

«Нет, не соответствуют».

Продолжать очную ставку при таких обстоятельствах следователь счел излишним и все другие вопросы Якира к обвиняемому решительно отвел. Тем не менее командарму удалось получить от Шмидта краткую записку к наркому обороны Ворошилову. В ней тот отрицал предъявленное ему обвинение.

С разрешения следователя Якир в тот же день доставил записку адресату. Ознакомившись с ее содержанием, Ворошилов сказал, что будет держать это дело под контролем.

Итак, в этот свой приезд в Москву Якиру удалось многое. В тех условиях это было даже невероятно много. И командарм не мог не чувствовать удовлетворения от поездки.

Кажется, наступил перелом.

Опасное развитие событий удалось остановить.

Но такого рода удовлетворение оказалось преждевременным. В штаб Киевского военного округа по спецсвязи позвонил Ворошилов и сообщил командующему о том, что на следующий день после очной ставки Шмидт снова подтвердил свои первоначальные показания. Это был нокаут. Отныне оставалось лишь ждать дальнейшего развития событий.

И они последовали. На этот раз с неожиданной стороны.

В апреле 1937 года арестовали командующего Уральским военным округом комкора Гаркавого, с которым Якир состоял не только в дружеских, но и в родственных отношениях: их жены были родными сестрами. Якир почувствовал, как стремительно сжимается вокруг него кольцо. Решительный, импульсивный человек, Иона Якир не мог в этих условиях оставаться в бездействии. И он предпринял отчаянный шаг, на который до него решались разве что потенциальные самоубийцы. Презрев субординацию, минуя наркома обороны, он обратился непосредственно к Сталину. Вопреки ожиданиям генеральный секретарь принял Якира сразу. Внимательно выслушал. Не перебивал. Не торопил. Не ограничивал продолжительность встречи. Успокоил: изобличающие Гаркавого данные состоят исключительно из показаний лиц, находящихся под стражей. Если тщательная и беспристрастная проверка не подтвердит их достоверность, комкор будет немедленно освобожден и восстановлен в должности.

Время, однако, шло, следствие продолжалось, арестованный комкор Гаркавой по-прежнему находился под стражей. Не освобождали и Шмидта. Более того, каждый день приносил известия о все новых и новых арестах.

Михаил Николаевич Тухачевский был блестящим военным офицером. От должности подпоручика царской армии он, человек без высшего образования, стремительно сделал военную карьеру. В гражданскую войну он командовал рядом армий в Поволжье, на Юге, Урале, в Сибири. Тухачевский был одним из главных действующих лиц в советско-польской войне, в 1921 году активно участвовал в подавлении кронштадтского мятежа. Именно он подавлял крестьянские восстания в Тамбовской и Воронежской губерниях.

Так, в совершенно секретной докладной записке от 4 апреля 1935 года о беседе с германским военным атташе Геккер сообщал мнение своего собеседника о Тухачевском как о лице «значительном в политическом и военном отношениях и особенно уважаемом в Германии».

Такого рода оценки из докладной записки субъекта, обвиняемого в шпионаже в пользу германской разведки, могли дорого стоить Тухачевскому. И он это, несомненно, осознавал, тем более что ему, как маршалу, было доподлинно известно, - с докладной запиской Геккера ознакомился не только нарком обороны Ворошилов, но и Сталин с Молотовым. Со Сталиным у Тухачевского сложились достаточно сложные отношения еще со времен гражданской войны.

Когда в 1920 году наступление Красной Армии на Варшаву захлебнулось в крови, возник неизбежный после всякого неудачного предприятия вопрос: кто виноват? Сталин возлагал ответственность непосредственно на командующего наступавшими на Варшаву войсками Тухачевского. Тот в свою очередь считал, что причина неудачи в медлительности львовской группировки Красной Армии, которая своевременно не пришла на помощь наступавшим войскам. Этой группировкой командовали Егоров и Сталин.

Однако уже даже в те времена было очевидно, что причиной неудачи Красной Армии под Варшавой был крупнейший политический просчет советского руководства, недооценившего стремления поляков к освобождению. Это сознавал даже Ленин, который отнюдь не настаивал на установлении конкретного виновника случившегося. Известно лишь короткое замечание на этот счет, которым Ленин поделился с управляющим делами Совнаркома Бонч-Бруевичем: «Ну кто же на Варшаву ходит через Львов?»

В любом случае Тухачевский не только не понес какой-либо ответственности за сокрушительное поражение возглавляемых им войск, но и получил назначение на высший командный пост.

Эта давняя история и много лет спустя все еще стояла между генеральным секретарем партии и первым заместителем наркома обороны СССР. К этому добавилась очевидная ориентация Тухачевского на Троцкого, который по всякому поводу и без такого ставил в пример красноармейским командирам «славное имя товарища Тухачевского». Не меньше усердия в этом отношении проявлял и заместитель Троцкого в Реввоенсовете республики Э. М. Склянский, благодаря которому безвестный подпоручик царской армии Тухачевский оказался в поле зрения высшего военного руководства страны.

Падение Троцкого повлияло на политическую репутацию красного маршала. Тухачевский попытался изменить ситуацию. Известный своей исключительной способностью вызывать к себе симпатии людей, обстоятельный Михаил Николаевич умел находить кратчайшие пути к расположению лиц, в которых он был заинтересован.

В своих мемуарах германский генерал К. Шпальке, хорошо знавший Тухачевского, отмечал его исключительную «лабильность», то есть «чрезвычайную способность подстраиваться». Это свойство характера Михаил Николаевич пытался использовать в своих отношениях со Сталиным. В 1935 году он написал статью «Военные планы Гитлера», рукопись которой отправляет Сталину на отзыв. Статья завершалась здравицей в честь генсека: «Нет силы, способной победить нашей социалистической колхозной страны с ее гигантскими индустриальными ресурсами, с ее великой коммунистической партией и великим вождем тов. Сталиным».

Весь этот пассаж Сталин решительно зачеркнул синим карандашом. Благодаря правкам генсека статья приобрела строго деловой характер и такой вышла в свет. Тухачевский предпринимает ряд других попыток такого же рода добиться расположения Сталина. Но генсек не принимал от маршала ничего - ни славословий, ни едва завуалированной лести. Вместо желанного сближения Тухачевский вдруг почувствовал, что все его усилия приводят к обратному результату. Все более возрастало внимание Сталина к конкретной деятельности маршала в Наркомате обороны. К такого рода персональной опеке Сталин прибегал лишь в исключительных случаях.

Клим Ворошилов и Николай Ежов получили задание тщательно проверить послужной список Тухачевского, разобраться с реальными результатами его деятельности на посту первого заместителя наркома обороны СССР. Тогда на свет выплыли любопытные факты.

Будучи начальником вооружений Красной Армии, Тухачевский фактически блокировал производство ручного автоматического оружия, отдавая явное предпочтение традиционным винтовкам. Когда в 1932–1933 годах на полигонных испытаниях из 14 образцов пистолетов-пулеметов лучшей была признана конструкция В. Дегтярева, Тухачевский заказал изготовить только 300 экземпляров этого образца, да и то исключительно для армейского начсостава.

Тухачевский решительно выступал против минометного вооружения Красной Армии. В результате его усилий в планах второй пятилетки производство этого вида оружия вообще не предусматривалось. Место минометов должны были, по замыслу маршала, занять пехотные мортиры, которые так и не были созданы. Всячески препятствовал Тухачевский и развитию ствольной артиллерии. Он доказывал, что такого рода артиллерийские системы исторически обречены и должны быть заменены безоткатными динамореактивными пушками. Попытки ведущего советского конструктора В. Грабина убедить маршала в узости, односторонности и опасности такого подхода для обороноспособности страны успеха не имели.

Были и другие факты, которые в обобщенном и систематизированном виде неизбежно порождали непростые вопросы о причинах такого рода действий со стороны маршала. Сегодня представляется, что наиболее вероятной причиной подобных просчетов являлось отсутствие у Тухачевского высшего военного образования. Но в те времена такое истолкование вряд ли могло показаться основательным. Логика классовой борьбы скорее подсказывала другие объяснения очевидных промахов маршала - измена и вредительство.

И Сталин приказал Ворошилову и Ежову продолжать проверку. 1 мая 1937 года Тухачевский, как всегда в этот день, появился на Красной площади в Москве, на трибуне для высшего командования Красной Армии. Но на этот раз праздничная атмосфера, которая всегда отличала военные парады, приобрела зловещие черты. Люди, которые стояли на трибуне рядом с Тухачевским, явно тяготились его присутствием. Не было обычных оживленных реплик, глухая стена молчания отгородила Тухачевского от других военачальников. А стоявший рядом с ним маршал Егоров не только не поприветствовал коллегу при встрече, но даже дистанцировался от него во время парада.

Так и стоял Тухачевский все сорок минут парада - в одиночестве среди своих. И не выдержал. Сразу же по окончании парада, не ожидая начала демонстрации, Тухачевский покинул трибуну.

В кабинете Сталина появился Николай Ежов с протоколом допроса сотрудника НКВД Белоруссии А. П. Баранова.

«Вопрос: Вы подали заявление с признанием вашего участия в антисоветском военно-фашистском заговоре. Подтверждаете ли вы это заявление? Ответ: Да, подтверждаю полностью. В антисоветский военно-фашистский заговор я вовлечен бывшим начальником отдела боевой подготовки НКВД БССР полковником Мельниковым в январе 1936 года… Мельников рассказал мне о том, что в РККА существует военный заговор, целью которого является свержение существующего строя насильственным путем и реставрация капитализма в СССР, а теперь проводится большая подготовительная подрывная работа по ослаблению боеготовности и боевой подготовки войск, направленная на поражение Красной Армии в будущей войне». Далее А. П. Баранов назвал фамилии руководителей заговора: Тухачевский, Гамарник, Уборевич.

Тревожная информация поступала к Сталину и из-за рубежа. В Праге президент Чехословакии Бенеш передал советскому послу Александровскому факсимиле некоторых документов германской службы безопасности СД, из которых следовало, что маршал Тухачевский и ряд других военачальников Красной Армии из его ближайшего окружения сотрудничают с руководством вермахта и германской разведки. Полагают, что эти документы - личная заслуга руководителя СД обергруппенфюрера Гейдриха и что действовал он по личному распоряжению Гитлера. По некоторым данным, в подготовке дезинформации принимали участие Гесс, Борман и Гиммлер. Воздержимся от рукоплесканий немецкой разведке - многие данные дают нам основания предположить, что Тухачевский и так был обречен. 11 мая 1937 года советские газеты поместили официальное сообщение о новых назначениях в Наркомате обороны СССР. Первым заместителем наркома стал маршал А. И. Егоров. Занимавший ранее эту должность маршал М. Н. Тухачевский назначался командующим войсками Приволжского военного округа.

В тот же день был арестован начальник военной академии им. М. В. Фрунзе командарм 2-го ранга Август Корк. На допросе он назвал состав «штаба переворота» - Тухачевский, Якир, Уборевич, Путна, Эйдеман.

Арестовали и начальника административно-хозяйственного управления РККА комкора Б. М. Фельдмана. Его допрашивал следователь НКВД З. М. Ушаков. Методов следствия, к которым он прибегал, не выдерживал никто. Не явился исключением и Борис Фельдман. На допросе он показал, что в контрреволюционный заговор его вовлек маршал Тухачевский.

Последний, разумеется, ничего не знал об этих показаниях. Когда же Тухачевскому стало известно об аресте своего ближайшего помощника, он, по свидетельству очевидца, тихо произнес: «Какая-то грандиозная провокация». По некоторым данным, маршал по этому поводу даже писал Сталину. Но генсек не ответил.

Тухачевский отправился к новому месту службы. 26 мая он прибыл в Куйбышев, где располагался штаб Приволжского военного округа. Прямо с вокзала маршал направился на областную партийную конференцию, которая проходила в помещении местного театра. Там Тухачевский выступил с краткой речью. В перерыве маршала пригласили в обком партии.

В кабинете первого секретаря Тухачевский был арестован. Войдя туда по приглашению, он вышел под конвоем.

Трое суток спустя командующий Белорусским военным округом командарм 1-го ранга П. Уборевич получил из генштаба предписание срочно прибыть в Москву. В тот же день Иероним Уборевич прибыл по вызову. На Белорусском вокзале столицы его уже ждали представители Генштаба. Встреча ничем не отличалась от предыдущих: те же уставные армейские приветствия, крепкие рукопожатия, сообщение о том, что в Генштабе его ждут для решения неотложных - оперативных вопросов.

И только в машине командарм узнал, что арестован и что везут его не в Генштаб, а во Внутреннюю тюрьму НКВД на Лубянке.

Еще сутки спустя в кабинете командующего Киевским военным округом командарма И. Э. Якира раздался телефонный звонок правительственной связи. На проводе был маршал Ворошилов. После обычных вопросов об оперативной обстановке в округе нарком обороны сообщил, что на 1 июня назначено заседание Военного совета, и приказал прибыть. Якир ответил, что сегодня же вылетает самолетом. Но Ворошилов в категорической форме потребовал ехать железнодорожным транспортом. Такого не бывало никогда. Личный самолет командующего округом для того и существовал, чтобы обеспечить максимально быструю связь, и прежде всего с Москвой. Требование наркома никак не укладывалось в сложившийся порядок общения. Это был явный знак опасности. Но у Якира не было выбора. В тот же день он вместе с адъютантом выехал в Москву.

Ночью поезд остановился в Брянске. В вагон поднялись четверо в штатском, быстро прошли в купе и предложили командарму следовать за ними. Якир потребовал предъявить ордер на арест, что и было сделано. Тогда командарм попросил адъютанта сообщить семье о случившемся и твердой походкой направился к выходу. В Москву Иону Якира повезли на автомобиле. Выяснять причины ареста у молчаливой охраны было бесполезно. Поэтому молчал и командарм, обдумывая ситуацию. На предельной скорости машина быстро доставила арестованного на Лубянку. Здесь с него тут же сорвали ордена и знаки отличия. Якир потребовал встречи с Ворошиловым. Ему отказали. Со Сталиным - тем более. Написал письмо в Политбюро. Никакого ответа.

Тогда арестованный написал личное послание генсеку:

«…Вся моя сознательная жизнь прошла в самоотверженной, честной работе на виду партии и ее руководителей… Я честен каждым своим словом, я умру со словами любви к вам, к партии и стране, с безграничной верой в победу коммунизма». На письме Сталин оставил пометку: «Подлец и проститутка».

Под этим подписались Ворошилов, Молотов, Каганович.

Судьба Якира была решена.

И хотя арестованный, конечно же, не видел этой зловещей пометки на своем послании, он все понял.

И быть может, поэтому следующее его письмо было уже не о себе. С ним было покончено. Но оставались близкие.

«К. Е. Ворошилову. В память многолетней в прошлом честной работы моей в Красной Армии я прошу Вас поручить посмотреть за моей семьей и помочь ей, беспомощной и ни в чем не повинной. С такой же просьбой я обратился и к Н. И. Ежову. Якир, 9 июня 1937 г.». На этом письме пометка: «Сомневаюсь в честности бесчестного человека вообще. К. Ворошилов. 10 июня 1937 года».

История сохранила и мнение Хрущева об арестованном командарме. Два десятилетия спустя после его гибели Никита Сергеевич высказывался о Якире в восторженных выражениях и винил во всем Сталина. А тогда он говорил нечто совершенно иное о «выродке, намеревавшемся открыть дорогу фашистам».

В то время, когда арестованный командарм в камере на Лубянке ломал голову над тем, как найти выход из безвыходного положения, в Кремле проходило заседание того самого Военного совета, для участия в работе которого и прибыл в Москву Якир.

Присутствовали члены Политбюро и правительства. С докладом выступил Ворошилов. Он сообщил о раскрытии в Красной Армии «контрреволюционной военной фашистской организации». Итоги Военного совета подвел Сталин.

Вскоре появился приказ № 96 наркома обороны К. Е. Ворошилова, в котором отмечалось:

«С 1 по 4 июня с.г. в присутствии членов правительства состоялся Военный совет при народном комиссаре обороны СССР. На заседании Военного совета был заслушан и подвергнут обсуждению мой доклад о раскрытой НКВД предательской контрреволюционной военной фашистской организации, которая, будучи строго законспирированной, долгое время существовала и проводила подлую подрывную, вредительскую и шпионскую работу в Красной Армии».

Следствие было недолгим. Все без исключения арестованные военачальники на следствии признали себя виновными в контрреволюционном заговоре. Некоторые к тому же признались в шпионаже в пользу зарубежных разведок. Так, Тухачевский на допросе показал, что еще в 1925 году передавал секретные сведения сотруднику польской разведывательной службы Домбалю, а в последние годы сотрудничал с военной разведкой Германии.

Уголовное дело о заговоре в РККА рассматривалось в закрытом судебном заседании Специальным присутствием Верховного суда СССР 11 июня 1937 года. Председательствовал армвоенюрист Ульрих. В состав суда входили восемь крупных советских военачальников - маршалы Буденный и Блюхер, командармы Алкснис, Шапошников, Дыбенко, Белов, Каширин, комкор Горячев. На скамье подсудимых были тоже восемь не менее известных в армии лиц - маршал Тухачевский, командармы Уборевич, Якир, Корк, комкоры Эйдеман, Фельдман, Примаков, Путна.

Председательствующий в суде Василий Ульрих предъявил заключенным обвинения в измене родине, организации террористических актов, контрреволюционных выступлений.

На суде обвиняемые отказались от показаний, данных на следствии. Решительно отрицал свою вину и вообще какую-либо осведомленность о контрреволюционном заговоре в РККА командарм Иероним Уборевич.

Отверг обвинение в связях с германской разведкой, которая якобы завербовала его во время официального визита в Берлин советской военной делегации, командарм Иона Якир. (Этот пункт обвинения вообще не выдерживал критики, учитывая, что Якир был евреем.)

Не признал себя виновным и маршал Тухачевский. На суде он заявил: «У меня была горячая любовь к Красной Армии, горячая любовь к Отечеству, которое я с Гражданской войны защищал… Что касается встреч, бесед с представителями немецкого генерального штаба, их военного атташе в СССР, то они были, носили официальный характер, происходили на маневрах, приемах». Но некоторые обвиняемые решили «не рисковать» и продолжали признавать вымышленную вину и изббличать товарищей по несчастью.

В тот же день Ульрих огласил приговор.

Все подсудимые признавались виновными и подлежали высшей мере наказания - расстрелу.

Приводили приговор в исполнение во внутреннем дворе здания НКВД на улице Дзержинского (ныне Малая Лубянка).

По некоторым данным, командовал расстрелом маршал Блюхер. Он был бледен и выглядел растерянным. Привычная для него уверенность в себе исчезла без следа. Взревели моторы мощных грузовиков. Они должны были заглушить звуки выстрелов.

Обреченных выводили по одному. Они умирали молча. И лишь Иона Якир за мгновение до расстрела воскликнул: «Да здравствует партия! Да здравствует Сталин!»

Возможно, это была попытка спасти свою семью, но она оказалась тщетной, после расстрела военачальников начались аресты их родственников.

Примечательно в этой истории то, что ненадолго пережили осужденных и члены суда, вынесшие смертный приговор. В застенках НКВД погибли маршал Блюхер, командармы Алкснис, Белов, Дыбенко. При неясных обстоятельствах вскоре после процесса умерли командарм Каширин и комкор Горячев.

Сейчас, когда прошло более шестидесяти лет после этих событий, нам ясно, что умышленное уничтожение виднейших советских военачальников было частью крупнейшей террористической акции, предпринятой И. В. Сталиным в целях установления в стране атмосферы страха, неуверенности в завтрашнем дне, низкопоклонства перед авторитетом генсека и его аппарата. Устраняя вымышленные заговоры, превращая советскую нацию в нацию рабов, Сталин обезопасил советскую власть от народных возмущений и восстаний наподобие венгерского (1956), чехословацкого (1968), румынского (1989). В этом отношении казни и чистки 1930-х годов объективно послужили на пользу социалистическому обществу. Однако учитывая, что вместе с опальными «ленинцами» репрессиям подвергались и их родственники, включая женщин и детей, нам остается только констатировать, что «Божий суд» все же существует и что советская власть пусть спустя полвека, но дождалась закономерного конца.