Книга: Дао Дэ Дзин (Перевод Валерия Перелешина). Кто такой Лао Цзы

Самый древний комментарий принадлежит Хэшан Гуну (кит. 河上公 ), он выполнен в период Ханьской династии.

В версии, найденной в Мавандуе имеются существенные стилистические отличия, кроме того в этой версии две части трактата поменялись местами.

Самый известный перевод Дао Дэ Цзин был выполнен на санскрит в VII в. В XVIII в. перевод на латынь появился в Англии , и с тех пор попытки переводов на западе не прекращались, общее их число достигает около 250 (LaFargue, Pas, «On Translating Tao-te-ching», 1998). Таким образом, Дао дэ цзин по количеству переводов уступает только Библии , которая была переведена на более чем 2300 языков и наречий. (Victor Mair, Tao Te Ching: The Classic Book of Integrity and the Way. 1990).

Переводы на русский язык

• , Д. Конисси -
• , Ян Хин-шун -
• , Валерий Перелешин -
• , Юй Кан -
• 1996, Олег Борушко, "Дао-Дэ Цзин", Лао Цзы, поэтическое переложение - впервые на русском языке. Москва, "Вагриус", ISBN 5-7027-0037-6 . 8. Многочисленные переиздания
• -
• , И. И. Семененко «ЛАОЦЗЫ - Обрести себя в Дао» - сопровождается классическим комментарием Ван Би (III в. н. э) к Дао Дэ Цзину : (М.;Изд."Республика",1999. ISBN 5-250-02678-8)
• . В их числе один из наиболее полно комментированных в переводе Малявина В. В.
• , LAO ZI most-comprehensive ebook for FREE in PDF & HTM format, contains 50 translations in 6 different layouts, by Sanmayce.
• Дао дэ цзин. Прозоритмический перевод с древнекитайского и исследование А. Е. Лукьянова, поэтический перевод В. П. Абраменко. М.: издательство «Стилсервис», Институт Дальнего Востока РАН, исследовательское общество «Тайцзи». 2008. - 452 с.: ил.
• («Люйши чуньцю. Вёсны и осени господина Люя». Москва, «Мысль», 2001)
• Текст, призванный упростить понимание ДДЦ современными читателями, без утраты ориентированности на чувственно-логическое восприятие.

См. также

Напишите отзыв о статье "Дао дэ цзин"

Примечания

Литература

• Ян Хиншун . Древнекитайский философ Лао-цзы и его учение. М.-Л.,1950
• Мялль Л. К пониманию "Дао дэ цзина" // Учёные записки Тартуского государственного университета. Тарту, 1981. Вып. 558. С. 115-126.
• Поташов Ф. И. Социально-этические характеристики человека в «Дао дэ цзин» // Философия зарубежного Востока о социальной сущности человека. М., 1986.
• Спирин В. С. Гармония лука и лиры глазами Лао-цзы //Письменные памятники и проблемы истории культуры народов Востока. XIV.Ч.1. М.,1981.
• Спирин В. С. Строй, семантика, контекст 14-го параграфа «Дао дэ цзина» //Письменные памятники и проблемы истории культуры народов Востока. XX.Ч.1. М.,1986.
• Головачева Л. И. К текстологическому анализу 38-го чжана "Даодэцзина"// Теоретические проблемы изучения литератур Дальнего Востока: тез. 12-й науч. конф./ АН СССР. Ин-т востоковедения. М., 1986. Ч.1. С.73-81
• Головачева Л. И. О реконструкции структуры «Даодэцзина» // Теоретические проблемы изучения литератур Дальнего Востока. М., 1988. Ч.1.- С.67-73.
• Головачева Л. И. «Позавчерашней ночью мне снилась беседа с Го Мо-жо … ». Размышления о переводах и изучении «Даодэцзин»// Материалы V Междунар. науч. конф. «Проблемы литератур Дальнего Востока». 27 июня – 1 июля 2012 г. – СПб., 2012, Т.1, С.81-88.
• Саврухин А. П. Понятие Дао и стилистика «Дао дэ цзина» //Девятнадцатая научная конференция «Общество и государство в Китае». Ч. I. М., 1988. С.106-108.
• Лукьянов А. Е. Дао дэ цзин: предфилософия и философия // Философские науки.1989. № 2. С. 46-54.
• Лукьянов А. Е. Первый философ Китая // Вестник МГУ. Серия 7: Философия. 1989. N 5. С. 43-54.
• Саврухин А. П. «Дао дэ цзин» о первоначалах. // Двадцатая научная конференция «Общество и государство в Китае» Ч.I. М., 1989. С.58-60.
• Спирин В. С. «Слава» и «позор» в § 28 «Дао дэ цзина»//Письменные памятники и проблемы истории культуры народов Востока. XXII.Ч.1. М.,1989.
• Лукьянов А. Е. Лаоцзы (философия раннего даосизма). М., 1991.
• Лукьянов А. Е. Рациональные характеристики Дао в системе "Дао дэ цзин" // Рационалистическая традиция и современность. Китай. М., 1993. С. 24-48.
• Маслов А. А. Мистерия Дао. Мир «Дао дэ цзина». М., 1996.
• Панфилов В. С. Парадоксы Дао дэ цзина //Петербургское востоковедение Альманах. Выпуск 9, 1997. С.436-446.
• Карапетянц А. М., Крушинский А. А. Современные достижения в формальном анализе «Дао дэ цзина» // От магической силы к моральному императиву: категория дэ в китайской культуре. М., 1998.
• Кожин П.М. Значение альтернатив в аналитическом методе «Даодэцзина» // Вестник Новосибирского государственного университета. Серия: История, филология. 2012. Т. 11.№ 10. С. 151-155.
• Ксензов, П. В. Цитаты из Лао-Цзы в трактате "Хань Фэй-Цзы" и их соотношение с полными версиями "Дао-дэ цзина" // Вестник Московского университета: Сер.13:Востоковедение. – 07/2003 . – N3 . – С.95-102 .
• Кычанов Е. И. Тангутский апокриф о встрече Конфуция и Лао-цзы //XIX научная конференция по историографии и источниковедению истории стран Азии и Африки. СПб.,1997. С.82-84.
• Мартыненко Н. П. Изучение семантики древних форм начертания текста «Дао дэ цзин» как необходимая компонента изучения истории даосизма // Вестник Московского университета. Серия 7. Философия. № 3. 1999.С.31-50
• Лукьянов А. Е. Лао-цзы и Конфуций: Философия Дао. М., 2001. 384 с.
• Маслов А. А. Загадки, тайны и коды «Дао дэ цзина». Ростов-на-Дону, 2005. 272 с.
• Дёмин Р. Н. Свидетельство Александра Полигистора о пифагорейцах и 55 параграф «Дао дэ цзина» // Компаративистский анализ общечеловеческого и национального в философии: Материалы Всероссийской конференции. СПб., 2006. С.51-58.
• Юркевич А. Г. Интерпретации "Дао дэ цзина" в советском/российском китаеведении: проблема произвола переводчиков // В кн.: Синология, японоведение и тибетология в Роосии и Франции: история и перспективы / Сост.: А. Г. Юркевич; под общ. ред.: А. А. Маслов. М. : ООО «Вариант», ЦСПГИ, 2013. С. 188-226.
• Юркевич А. Г. Раннедаосская концепция Дао-«Пути» и подходы российских синологов к интерпретации «Дао дэ цзина» // Вестник Российского университета дружбы народов. Серия: Философия. 2012. № 4. С. 77-88.

Ссылки

• (китайский)

Отрывок, характеризующий Дао дэ цзин

Наташа восторженно улыбнулась.
– Нет, Соня, я не могу больше! – сказала она. – Я не могу больше скрывать от тебя. Ты знаешь, мы любим друг друга!… Соня, голубчик, он пишет… Соня…
Соня, как бы не веря своим ушам, смотрела во все глаза на Наташу.
– А Болконский? – сказала она.
– Ах, Соня, ах коли бы ты могла знать, как я счастлива! – сказала Наташа. – Ты не знаешь, что такое любовь…
– Но, Наташа, неужели то всё кончено?
Наташа большими, открытыми глазами смотрела на Соню, как будто не понимая ее вопроса.
– Что ж, ты отказываешь князю Андрею? – сказала Соня.
– Ах, ты ничего не понимаешь, ты не говори глупости, ты слушай, – с мгновенной досадой сказала Наташа.
– Нет, я не могу этому верить, – повторила Соня. – Я не понимаю. Как же ты год целый любила одного человека и вдруг… Ведь ты только три раза видела его. Наташа, я тебе не верю, ты шалишь. В три дня забыть всё и так…
– Три дня, – сказала Наташа. – Мне кажется, я сто лет люблю его. Мне кажется, что я никого никогда не любила прежде его. Ты этого не можешь понять. Соня, постой, садись тут. – Наташа обняла и поцеловала ее.
– Мне говорили, что это бывает и ты верно слышала, но я теперь только испытала эту любовь. Это не то, что прежде. Как только я увидала его, я почувствовала, что он мой властелин, и я раба его, и что я не могу не любить его. Да, раба! Что он мне велит, то я и сделаю. Ты не понимаешь этого. Что ж мне делать? Что ж мне делать, Соня? – говорила Наташа с счастливым и испуганным лицом.
– Но ты подумай, что ты делаешь, – говорила Соня, – я не могу этого так оставить. Эти тайные письма… Как ты могла его допустить до этого? – говорила она с ужасом и с отвращением, которое она с трудом скрывала.
– Я тебе говорила, – отвечала Наташа, – что у меня нет воли, как ты не понимаешь этого: я его люблю!
– Так я не допущу до этого, я расскажу, – с прорвавшимися слезами вскрикнула Соня.
– Что ты, ради Бога… Ежели ты расскажешь, ты мой враг, – заговорила Наташа. – Ты хочешь моего несчастия, ты хочешь, чтоб нас разлучили…
Увидав этот страх Наташи, Соня заплакала слезами стыда и жалости за свою подругу.
– Но что было между вами? – спросила она. – Что он говорил тебе? Зачем он не ездит в дом?
Наташа не отвечала на ее вопрос.
– Ради Бога, Соня, никому не говори, не мучай меня, – упрашивала Наташа. – Ты помни, что нельзя вмешиваться в такие дела. Я тебе открыла…
– Но зачем эти тайны! Отчего же он не ездит в дом? – спрашивала Соня. – Отчего он прямо не ищет твоей руки? Ведь князь Андрей дал тебе полную свободу, ежели уж так; но я не верю этому. Наташа, ты подумала, какие могут быть тайные причины?
Наташа удивленными глазами смотрела на Соню. Видно, ей самой в первый раз представлялся этот вопрос и она не знала, что отвечать на него.
– Какие причины, не знаю. Но стало быть есть причины!
Соня вздохнула и недоверчиво покачала головой.
– Ежели бы были причины… – начала она. Но Наташа угадывая ее сомнение, испуганно перебила ее.
– Соня, нельзя сомневаться в нем, нельзя, нельзя, ты понимаешь ли? – прокричала она.
– Любит ли он тебя?
– Любит ли? – повторила Наташа с улыбкой сожаления о непонятливости своей подруги. – Ведь ты прочла письмо, ты видела его?
– Но если он неблагородный человек?
– Он!… неблагородный человек? Коли бы ты знала! – говорила Наташа.
– Если он благородный человек, то он или должен объявить свое намерение, или перестать видеться с тобой; и ежели ты не хочешь этого сделать, то я сделаю это, я напишу ему, я скажу папа, – решительно сказала Соня.
– Да я жить не могу без него! – закричала Наташа.
– Наташа, я не понимаю тебя. И что ты говоришь! Вспомни об отце, о Nicolas.
– Мне никого не нужно, я никого не люблю, кроме его. Как ты смеешь говорить, что он неблагороден? Ты разве не знаешь, что я его люблю? – кричала Наташа. – Соня, уйди, я не хочу с тобой ссориться, уйди, ради Бога уйди: ты видишь, как я мучаюсь, – злобно кричала Наташа сдержанно раздраженным и отчаянным голосом. Соня разрыдалась и выбежала из комнаты.
Наташа подошла к столу и, не думав ни минуты, написала тот ответ княжне Марье, который она не могла написать целое утро. В письме этом она коротко писала княжне Марье, что все недоразуменья их кончены, что, пользуясь великодушием князя Андрея, который уезжая дал ей свободу, она просит ее забыть всё и простить ее ежели она перед нею виновата, но что она не может быть его женой. Всё это ей казалось так легко, просто и ясно в эту минуту.

В пятницу Ростовы должны были ехать в деревню, а граф в среду поехал с покупщиком в свою подмосковную.
В день отъезда графа, Соня с Наташей были званы на большой обед к Карагиным, и Марья Дмитриевна повезла их. На обеде этом Наташа опять встретилась с Анатолем, и Соня заметила, что Наташа говорила с ним что то, желая не быть услышанной, и всё время обеда была еще более взволнована, чем прежде. Когда они вернулись домой, Наташа начала первая с Соней то объяснение, которого ждала ее подруга.
– Вот ты, Соня, говорила разные глупости про него, – начала Наташа кротким голосом, тем голосом, которым говорят дети, когда хотят, чтобы их похвалили. – Мы объяснились с ним нынче.
– Ну, что же, что? Ну что ж он сказал? Наташа, как я рада, что ты не сердишься на меня. Говори мне всё, всю правду. Что же он сказал?
Наташа задумалась.
– Ах Соня, если бы ты знала его так, как я! Он сказал… Он спрашивал меня о том, как я обещала Болконскому. Он обрадовался, что от меня зависит отказать ему.
Соня грустно вздохнула.
– Но ведь ты не отказала Болконскому, – сказала она.
– А может быть я и отказала! Может быть с Болконским всё кончено. Почему ты думаешь про меня так дурно?
– Я ничего не думаю, я только не понимаю этого…
– Подожди, Соня, ты всё поймешь. Увидишь, какой он человек. Ты не думай дурное ни про меня, ни про него.
– Я ни про кого не думаю дурное: я всех люблю и всех жалею. Но что же мне делать?
Соня не сдавалась на нежный тон, с которым к ней обращалась Наташа. Чем размягченнее и искательнее было выражение лица Наташи, тем серьезнее и строже было лицо Сони.
– Наташа, – сказала она, – ты просила меня не говорить с тобой, я и не говорила, теперь ты сама начала. Наташа, я не верю ему. Зачем эта тайна?
– Опять, опять! – перебила Наташа.
– Наташа, я боюсь за тебя.
– Чего бояться?
– Я боюсь, что ты погубишь себя, – решительно сказала Соня, сама испугавшись того что она сказала.
Лицо Наташи опять выразило злобу.
– И погублю, погублю, как можно скорее погублю себя. Не ваше дело. Не вам, а мне дурно будет. Оставь, оставь меня. Я ненавижу тебя.
– Наташа! – испуганно взывала Соня.
– Ненавижу, ненавижу! И ты мой враг навсегда!
Наташа выбежала из комнаты.
Наташа не говорила больше с Соней и избегала ее. С тем же выражением взволнованного удивления и преступности она ходила по комнатам, принимаясь то за то, то за другое занятие и тотчас же бросая их.
Как это ни тяжело было для Сони, но она, не спуская глаз, следила за своей подругой.
Накануне того дня, в который должен был вернуться граф, Соня заметила, что Наташа сидела всё утро у окна гостиной, как будто ожидая чего то и что она сделала какой то знак проехавшему военному, которого Соня приняла за Анатоля.
Соня стала еще внимательнее наблюдать свою подругу и заметила, что Наташа была всё время обеда и вечер в странном и неестественном состоянии (отвечала невпопад на делаемые ей вопросы, начинала и не доканчивала фразы, всему смеялась).
После чая Соня увидала робеющую горничную девушку, выжидавшую ее у двери Наташи. Она пропустила ее и, подслушав у двери, узнала, что опять было передано письмо. И вдруг Соне стало ясно, что у Наташи был какой нибудь страшный план на нынешний вечер. Соня постучалась к ней. Наташа не пустила ее.
«Она убежит с ним! думала Соня. Она на всё способна. Нынче в лице ее было что то особенно жалкое и решительное. Она заплакала, прощаясь с дяденькой, вспоминала Соня. Да это верно, она бежит с ним, – но что мне делать?» думала Соня, припоминая теперь те признаки, которые ясно доказывали, почему у Наташи было какое то страшное намерение. «Графа нет. Что мне делать, написать к Курагину, требуя от него объяснения? Но кто велит ему ответить? Писать Пьеру, как просил князь Андрей в случае несчастия?… Но может быть, в самом деле она уже отказала Болконскому (она вчера отослала письмо княжне Марье). Дяденьки нет!» Сказать Марье Дмитриевне, которая так верила в Наташу, Соне казалось ужасно. «Но так или иначе, думала Соня, стоя в темном коридоре: теперь или никогда пришло время доказать, что я помню благодеяния их семейства и люблю Nicolas. Нет, я хоть три ночи не буду спать, а не выйду из этого коридора и силой не пущу ее, и не дам позору обрушиться на их семейство», думала она.

Анатоль последнее время переселился к Долохову. План похищения Ростовой уже несколько дней был обдуман и приготовлен Долоховым, и в тот день, когда Соня, подслушав у двери Наташу, решилась оберегать ее, план этот должен был быть приведен в исполнение. Наташа в десять часов вечера обещала выйти к Курагину на заднее крыльцо. Курагин должен был посадить ее в приготовленную тройку и везти за 60 верст от Москвы в село Каменку, где был приготовлен расстриженный поп, который должен был обвенчать их. В Каменке и была готова подстава, которая должна была вывезти их на Варшавскую дорогу и там на почтовых они должны были скакать за границу.
У Анатоля были и паспорт, и подорожная, и десять тысяч денег, взятые у сестры, и десять тысяч, занятые через посредство Долохова.
Два свидетеля – Хвостиков, бывший приказный, которого употреблял для игры Долохов и Макарин, отставной гусар, добродушный и слабый человек, питавший беспредельную любовь к Курагину – сидели в первой комнате за чаем.
В большом кабинете Долохова, убранном от стен до потолка персидскими коврами, медвежьими шкурами и оружием, сидел Долохов в дорожном бешмете и сапогах перед раскрытым бюро, на котором лежали счеты и пачки денег. Анатоль в расстегнутом мундире ходил из той комнаты, где сидели свидетели, через кабинет в заднюю комнату, где его лакей француз с другими укладывал последние вещи. Долохов считал деньги и записывал.
– Ну, – сказал он, – Хвостикову надо дать две тысячи.
– Ну и дай, – сказал Анатоль.
– Макарка (они так звали Макарина), этот бескорыстно за тебя в огонь и в воду. Ну вот и кончены счеты, – сказал Долохов, показывая ему записку. – Так?
– Да, разумеется, так, – сказал Анатоль, видимо не слушавший Долохова и с улыбкой, не сходившей у него с лица, смотревший вперед себя.
Долохов захлопнул бюро и обратился к Анатолю с насмешливой улыбкой.

В настоящем издании публикуется перевод самого читаемого и перечитываемого во всем мире даосского канона «Дао дэ цзин», который выполнен известным отечественным китаеведом В. В. Малявиным с учетом новейших научных данных и снабжен подробными примечаниями.

Книга рассчитана как на специалистов-китаеведов, так и на широкий круг читателей, интересующихся философией и культурой Востока.

Вступление

Лао-цзы и его книга

Утверждают, что книга Лао-цзы занимает после Библии второе место в мире по числу иностранных переводов. В США, например, каждый год появляется новое издание «Дао дэ цзина». Да и Россия в последнее время, по крайней мере по этому показателю, почти не отстает от Америки.

Для чего еще один перевод хорошо известного китайского канона? Главная причина, конечно, личная. «Дао дэ цзин» стал для меня самым потрясающим открытием в моей не самой короткой жизни переводчика китайской литературы. Нет сомнения, что этот маленький шедевр древнекитайской мысли достоин своей всемирной славы и заслуживает самого тщательного изучения. Есть и объективные причины. Ни один из новейших русских переводов не учитывает в должной мере найденные недавно древние списки книги Лао-цзы, а равным образом – смысловые оттенки оригинального текста и китайскую комментаторскую традицию. А если принять во внимание, что в наше время быстро растет число импровизированных «переводов», которые являются в действительности вольным изложением и интерпретацией древнего китайского канона, то приходится признать, что мы более чем когда-либо нуждаемся в понимании Лао-цзы, основанном на внимательном прочтении его книги.

Разумеется, такое понимание не дается легко и быстро. Сам Лао-цзы, как и подобает автору столь знаменитой книги, – личность легендарная и даже в своем роде глубоко загадочная. Чего стоит хотя бы само имя

Которое означает буквально Старый (а может, и «изначальный», и «вечный») то ли Учитель, то ли Ребенок. Предание дает такое объяснение этому странному парадоксу: Лао-цзы, гласит оно, пробыл в утробе матери 80 лет и родился уже стариком, выйдя на свет из ее левого бедра. Впрочем, по другим легендам, Лао-цзы родился от самого себя, из себя же развернул этот огромный мир и сам 72 раза являлся миру. Что же касается, так сказать, официальной биографии загадочного старца, которую написал древний историк Сыма Цянь, то в ней соединены рассказы о трех разных лицах. Согласно наиболее известному варианту жития даосского патриарха, Лао-цзы носил фамилию Ли, а имя Эр (что значит «ухо») и был выходцем из южного царства Чу, точнее, из земель, первоначально входивших в удел Чэнь (это владение было поглощено Чу в 535 году до н. э.). Ли Эр прожил долгую и неприметную жизнь, много лет занимая должность хранителя архивов при дворе правителя Чжоу. Отсюда распространенное в древнем Китае мнение о том, что школа даосов зародилась от придворных историографов. По преданию, с Лао-цзы встречался Конфуций, расспрашивавший его о ритуалах. Этот рассказ появился довольно рано и, возможно, имеет под собой какие-то основания. Во всяком случае, последователи и потомки Конфуция никогда его не опровергали. Все прочее в биографии Сыма Цяня явно относится к области легенд: Ли Эр, предчувствуя гибель Чжоуской династии, уезжает верхом на «темном быке» в Западные страны, оставив начальнику пограничной заставы по имени Инь Си, свою знаменитую «книгу в пять тысяч слов». Этот страж китайских рубежей под именем Гуань Инь-цзы (что значит Ученый Инь с Заставы) тоже стал почитаемым даосским учителем. Таким образом, согласно преданию, Лао-цзы написал свой шедевр в один присест и вследствие случайных обстоятельств, по принуждению своего почитателя. В этом собрании экзотических фактов есть только одна бесспорная истина: повода для написания великой «книги в пять тысяч слов» в действительности и не было, ибо намерения ее автора, кто бы он ни был, заключались как раз в том, чтобы освободить жизнь от диктата слов, а слова – от пристывших к ним значений. Какой блистательный парадокс: «пять тысяч слов молчания» (выражение И. И. Семененко) оказались лучшим памятником китайской словесности!

Другая версия жизнеописания Лао-цзы отождествляет его с неким мудрецом по имени Лао Лай-цзы, тоже уроженцем царства Чу, который написал какую-то «книгу из 15 глав». Наконец, третья версия изображает Лао-цзы дворцовым архивистом по имени Дань (что значит «длинное ухо»), который жил на сто лет позднее Конфуция и встречался с правителем царства Цинь. Именно с этим Лао Данем даосский патриарх отождествляется в древней даосской книге «Чжуан-цзы».

Вот то немногое, что известно о жизни Лао-цзы. В этих рассказах есть занятные детали и эпизоды, вызывающие горячие споры среди китайских эрудитов, но нет сколько-нибудь надежных исторических свидетельств. Сам Сыма Цянь не решается судить об их достоверности.

Как читать «Дао дэ цзин»

Чтобы понять «Дао дэ цзин», надо его

Занятие, приобретающее особый смысл и особую значимость, когда мы имеем дело с собранием разрозненных изречений, часто нарочито темных и парадоксальных. Афористическая речь – это язык безмолвия. Она созидается паузой, разделяющей и обступающей слова, и всегда сообщает о чем-то «другом» – неназванном, сокровенном и все же интимно внятном. С древности писания Лао-цзы были прозваны «темными». Сотни ученых людей пытались их разъяснить, плодя в результате лишь новые толкования. Но не свидетельствует ли само обилие комментариев на книгу Лао-цзы, даже независимо от намерений их создателей, о том, что понимание, к которому даосский патриарх ведет своих читателей, каким-то образом неотделимо от

вечно длящегося

толкования, от непроизвольных и потому неисчерпаемых метаморфоз смысла, от той игры бесконечно сложного

кристалла бытия

Которая, собственно, и составляет жизнь творческого сознания? И не значит ли это, что «аутентичного» текста даосского канона просто не существует и что этот канон должен снова и снова домысливаться,

воссоздаваться

в уме читателей?

Одно из ранних суждений, касающихся воздействия книги Лао-цзы на читателя, принадлежит ученому IV века Инь Чжунканю, который однажды шутливо заметил: «Если я три дня не почитаю «Дао дэ цзин», язык у меня становится будто деревянный».

Инь Чжункань жил во времена, когда дискуссии на отвлеченные философские темы пользовались большой популярностью среди образованных верхов общества, и даосские каноны сыграли решающую роль в становлении нового умонастроения. Собственно, китайская традиция герменевтики и началась с предпринятой за сто лет до Инь Чжунканя ученым Ван Би попытки истолковать «Дао дэ цзин» как текст, хранящий в себе, по отзыву современников, «сокровенный смысл». Но еще до Ван Би среди древних китайцев прочно укоренилось мнение о том, что человеческое творчество воплощено в акте «рассеивания» (

), то есть скольжения мысли за пределы «данности» знания, любого формального тождества. Этот акт самораскрытия мысли еще непознанному и неведомому как раз и составляет существо герменевтического усилия.

Толкование текста – это всегда

Теперь выражение «загадка Лао-цзы», которое кажется на первый взгляд журналистским штампом, приобретает для нас глубокий смысл. Мудрость перемен, исповедуемая Лао-цзы (а вслед за ним и всей китайской традицией), требует признать реальностью

Так истина Лао-цзы обосновывается актом растворения субъективного «я» в полноте бытийствования. Это истина именно бытийствующая; она жива и деятельна тогда, когда не предъявлена мысли. И сам образ «Лао-цзы» в китайской традиции есть только заместитель отсутствующей реальности, своеобразная анти-икона, которая устанавливает различие в видимом сходстве, стирает самое себя. Наследие Лао-цзы действительно может жить только как (ис)толкование, искусство говорить «не то» и «невпопад». Древние глоссы, определяющие смысл терминов по, казалось бы, случайному признаку омонимии, и в еще большей степени – вновь открытые древние списки «Дао дэ цзина», где немало знаков записаны по принципу того же фонетического заимствования, как раз свидетельствуют о присутствии неисповедимого «темного прародителя» всех значений. Присутствие этого сокровенного пра-слова превращает текст в тайнопись и заклинание. В таком тексте, говорит Ж. Делез, «все вещи имеют смысл при условии, что слово молчит о себе или, скорее, в слове молчит смысл».

Путь, или Символическая реальность

Сказанное выше позволяет понять важную особенность мировоззрения Лао-цзы, породившую множество недоразумений в комментаторской и особенно западной литературе: хотя Лао-цзы много говорит о «начале» вещей и их природе, он не ищет теоретического знания и не имеет в виду ничего предметного, будь то субстанция, идея, сущее, материя или даже отдельное явление. Для обозначения реальности или «мира в целом» он пользуется метафизически наиболее нейтральными понятиями «вещь», «великий образ», «цельный ствол». Мир для древних даосов – это просто «нечто», хаотически целостное всеединство. Великий Ком (у Чжуан-цзы) всего сущего, включая, разумеется, и явления человеческой психики. Такое всеединство есть одновременно единое и единичное, предельная конкретность и верховная всеобщность, вечное отсутствие и неизбывное присутствие. Тот же Чжуан-цзы уподобляет «всю тьму вещей» раскинутой сети, где «нет начала» и где вещи «друг в друга вмещаются». В таком мире, по сути, и нет вещей, а есть условные точки пространственно-временного континуума – столь же отличные друг от друга, сколь и тождественные.

Мировое Всё невозможно опознать и о нем нечего сказать – ведь от него нельзя отстраниться. Отсюда свойственная даосским авторам апология незнания и безмолвия. Точнее говоря, знающего незнания и многозначительного молчания. Знание предметно, а осознанное незнание, будучи внешне неопределенным, в то же время с полной ясностью внутренне определяет и удостоверяет себя. Что же касается безмолвия, то оно, конечно, не равнозначно чистой отрицательности ничто, но указывает на безусловную открытость существования – то неизъяснимое «зияние бытия», которое хранит полноту смысла и порождает речь. Когда Лао-цзы призывает людей «опустошать головы и наполнять животы», он всего лишь хочет подчинить рассудок органической полноте существования, заставить мысль искать опору не в самой себе, а в телесной интуиции, которая и составляет ее подлинный исток.

Для Лао-цзы (как и для Конфуция) не существует словесного образа трансцендентной реальности. Канон в китайской традиции, как можно видеть по цитированным выше словам Чэн Сюаньина, есть продукт постепенного овеществления чистой, безобразной структуры первозданного Хаоса, и он несет в себе ее непроницаемую глубину. В культурной же практике прототипом канона был, как мы увидим ниже, ритуальный жест. Соответственно, подлинной основой китайской традиции была не ортодоксия, то есть «правильное мнение» (китайцы всегда признавали относительность всех истин и стремились согласовать разные учения), а ортопрактика, то есть «правильное», или безусловное действие. Такое действие неизбежно воспринимается как

Как ни странно, старейший китайский мудрец не проповедует истин, которые следует познавать и понимать. Если он и учит чему-нибудь, то лишь тому, как разучиться уже выученному, забыть свое знание. Невозможно «учиться Пути», но есть один очень простой способ постичь его: измениться самому. Это значит:

В конце концов, желание пробудиться определяет все, что есть ценного в нашей жизни. Жизненные ценности – вещь неосязаемая, наблюдению и анализу практически недоступная. Однако без них невозможна человеческая коммуникация, и по этой причине именно они составляют живое тело культуры. Искусство политики есть, собственно, умение организовывать с их помощью пространство человеческой социальности. Мы можем назвать эту реальность символической и притом рассматривать ее как в своем роде первичную и самодостаточную реальность человеческого существования, еще точнее – как сущность культурной практики и, следовательно, как собственно человеческое начало в жизни людей. Понятие же «пути» едва ли не наилучшим образом выражает самобытную природу символа, ведь путь как таковой принадлежит воспоминанию и воображению, не является вещественной данностью, и его нельзя свести к идее. Тем не менее, именно это понятие определяет внутреннюю идентичность каждого человека, ибо человек тем и человечен, что способен постоянно перерастать сам себя. Человек, по выражению французского философа М. Дешу, – это «животное в пути».

Великая польза смирения

Описанная таким образом даосская мудрость Пути может показаться слишком невнятной и парадоксальной, а потому непрактичной. Но сила философских учений измеряется не только и не столько их доказательностью, сколько тем, насколько убедительно они решают главный вопрос любого мировоззрения – вопрос о месте человека в мире. Секрет необыкновенной жизненности древнего даосизма – в предложенном им радикальном решении проблемы значимости человеческого существования. Из всех философских школ древнего Китая даосы с особенной глубиной и последовательностью развивали идею не просто связи человека и вселенной, а

внутренней

преемственности человеческого сердца, с одной стороны, и трансцендентной пустоты – с другой; идею, которая устраняет оппозицию субъекта и объекта и все сопутствующие ей трудности и сложности умозрительной мысли.

Как мы уже видели, свойства даосского Пути предполагают свой собственный предел, свою противоположность: сокрытие должно само сокрыться и стать явленностью, забытье должно забыться и стать вечносущим присутствием и т. д. Аналогичным образом Лао-цзы относится решительно ко всем понятиям: он видит прямизну в искривленности, мастерство в видимом неумении, высокую добродетель в кажущейся невоспитанности, мудрость в простодушии и т. д.

Главное понятие Лао-цзы – «таковость» (

) всего сущего – особенно наглядно выражает этот первозданный антиномизм бытия, ибо оно обозначает одновременно безусловную единичность и столь же абсолютное единство бытия, самодостаточность бытийственного Начала и способ его существования как наследования. Оно в равной мере относится к спонтанности жизни и к уместности действия, определяемой обстоятельствами или даже обычаем. Поэтому попытки приписать ему только натуралистическое или, напротив, метафизическое содержание заведомо ошибочны. Лао-цзы – не метафизик, не натуралист, не идеалист и не материалист.

Гениальность Лао-цзы – в его понимании бытия как со-бытийственности, внеметафизической цельности, которая предстает совпадением всеобщего и уникального, повторением исключительного. Здесь исток знаменитой формулы (правда, отсутствующей в древнейших списках книги Лао-цзы): «Ничего не делай – и не будет ничего несделанного». Существует и другой, возможно, более ранний ее вариант: «Действуй, не действуя». Лао-цзы говорит, очевидно, о некоем всеобъемлющем и в этом смысле беспредметном, чистом действии или, точнее, о присутствии бесконечной действенности в конечном действии. Возможность такого понимания задана самой структурой «таковости», которая сама себя устанавливает и в себя возвращается, предстает и как средоточие, и как среда всего сущего, являет собой нечто самоочевидное и вместе с тем непостижимое. В даосской литературе такое действие нередко трактовалось как «глубинный», или «небесный импульс» жизни, скрытно предопределяющий течение событий. Речь идет, говоря словами Ж. Делеза, о «действии, адекватном вечности», и, следовательно, не столько даже о том или ином конкретном действии, сколько о ценностной ориентации, известной «смыслонаправленности» действия, в которых находит подтверждение гармония творческих метаморфоз жизни. В свете этой гармонии все понятия сходятся к своему пределу, взрывают рамки общепринятых значений и обращаются в свою противоположность. Путь у Лао-цзы «безымянен» потому, что его надо называть двумя именами сразу: в нем всякое «да» есть также «нет». Его структуру можно представить в виде двойной спирали, где всякое поступательное движение оказывается одновременно движением возвратным, а символический Великий Путь – путь «вечного возвращения» – соответствует оси этого вселенского спиралевидного, одновременно центробежного и центростремительного вращения.

Природа «таковости» есть согласие (

О переводе «Дао дэ цзина»

В заключение сформулируем основные задачи и принципы перевода «Дао дэ цзина», какими они видятся нам в свете этого краткого обзора книги и учения Лао-цзы.

Существуют две разновидности или, говоря точнее, два этапа работы переводчика: во-первых, стадия истолкования оригинального текста, опознания всего богатства заключенного в нем смысла, и, во-вторых, перевод в собственном смысле слова, то есть создание литературного аналога оригинала, раскрывающего подлинные намерения автора. Соответственно, первоочередная задача настоящего перевода состоит в том, чтобы использовать все ресурсы современной текстологической критики и предоставить отечественному читателю возможность в полном объеме

главный даосский канон. «В полном объеме» означает: определить контекст оригинала с учетом достижений современной герменевтики «Дао дэ цзина» и недавно найденных древних списков памятника. Эти вновь обнаруженные тексты сделали наше понимание Лао-цзы более сложным, а возможность реконструкции или, точнее, конструирования идеального, исчерпывающего все тонкости оригинального смысла перевода – еще более недостижимой. В примечаниях указаны все основные разночтения в параллельных версиях «Дао дэ цзина», и эти разночтения тоже являются источником перевода. В тех же случаях, когда варианты мавандуйских списков оказываются предпочтительнее, они принимаются за основу для русской версии.

Перевод в собственном смысле слова предполагает, как было уже сказано, нечто гораздо большее: способность выявить в тексте и его подтекст, и его контекст. Эта работа требует участия творческой интуиции, и ее результаты неизбежно несут на себе отпечаток индивидуальности переводчика. Последняя, впрочем, не может существовать вне определенной стилистики. Коль скоро сам Лао-цзы искал простоты и безыскусности речи, искомый смысл не должен быть скрыт за экзотическими деталями и ложной цветистостью слога. Задача невероятно сложная, если учесть лингвистическое и культурное своеобразие древнекитайского канона, который, как было сказано выше, не будучи шифрованным сообщением, имеет характер

Еще одна задача этого издания состоит в том, чтобы познакомить читателя с основами китайской комментаторской традиции. Задача эта тем более важна, что мудрость Лао-цзы не просто тесно срослась с ее толкованиями в китайской истории, но, не будучи законченной истиной, по сути своей не существует вне усилия человека переопределить себя, открыть для себя новые горизонты опыта. Наибольшее внимание уделяется, естественно, классическим комментаторам Лао-цзы: Ван Би и Хэшан-гуну, определившим восприятие наследия Лао-цзы в традиционной китайской мысли. Вообще же говоря, за свою двухтысячелетнюю историю книга Лао-цзы породила в Китае более 700 комментариев, из которых около 250 сохранились до наших дней. К этому следует добавить более трех сотен комментаторов в Корее и Японии.

Понять загадочный канон в отрыве от духовной традиции, которая формировала его восприятие в странах Дальнего Востока, крайне трудно, если вообще возможно. Но и обозреть весь корпус комментаторской литературы – задача почти невыполнимая. Приходится довольствоваться самым необходимым. В примечаниях и комментариях к переводу почти полностью отражены классические комментарии Хэшан-гуна и Ван Би. Частично использованы толкования Хань Фэя, Янь Цзуня и наиболее известных авторов танского времени: Чэн Сюаньина, императора Сюань-цзуна и Ли Яня.

Канон Пути

I

1. Трижды упоминаемый в 1-й строке термин

(Путь) в первом случае имеет значение «истина», тогда как во втором случае речь идет о словесном обосновании, «доказательстве» истины. Такое толкование подтверждается, в частности, первым изречением из даосского трактата «Гуань Инь-цзы»: «Без присутствия

нельзя говорить, но о чем сказать нельзя – это

». Правда, употребление этого понятия в глагольной функции и тем более в смысле глагола «говорить» не характерно для древнекитайской литературы и является здесь, вероятно, намеренной игрой слов. Наконец, как подчеркивает Чэнь Гуин, третий случай употребления термина

в первой фразе представляет фактически новое понятие, присущее только учению Лао-цзы. Оригинальное прочтение предлагает Д. Лау, который разбивает эту фразу на две части: «О Пути можно говорить. Но это не будет постоянный Путь». Некоторые китайские комментаторы полагают, что в данной фразе повсюду имеется в виду именно «путь», «дорога». Им следует часть переводчиков, которые предлагают такое прочтение: «Путь, что можно пройти» (Н. И. Конрад, Е. А. Торчинов); или – совсем уже далеко от оригинала: «Путь, что кончается целью» (А. Кувшинов). Подобные парадоксы встречаются уже в древнедаосских памятниках. Например, в главе II «Чжуан-цзы» можно прочесть: «Великий Путь непроходим». Тем не менее предлагаемый здесь перевод (принятый подавляющим большинством современных исследователей) выглядит более соответствующим общему контексту главы. В мавандуйских текстах начальная часть двух первых фраз выделена посредством служебного слова

Что придает ей большую законченность. Р. Хенрикс чрезмерно акцентирует эту особенность древних списков, предлагая в своем переводе: «As for the Way, the Way that can be spoken of is not the constant Way…»

II

1. В мавандуйском тексте А в 1-й строке отсутствует знак

(«это»), и в результате фраза читается несколько иначе: «Когда в Поднебесной узнают, что прекрасное прекрасно…». Кроме того, в обоих мавандуйских текстах, а также в тексте из Годяня во 2-й строке сказано просто: «Когда все узнают доброе, появляется недоброе». Вероятно, мы имеем дело с ошибками переписчиков.

III

1. В 1-й строке упоминаются «достойные» (

), к которым в конфуцианской традиции относили тех, кто достоин государственной службы. Ван Би поясняет, что имеются в виду «умелые люди». В комментарии Хэшан-гуна к этой категории причислены те, кто «отбрасывает естество и почитает изящные манеры, увлекается спорами, произносит красивые речи, отворачивается от Пути и жаждет власти». Дэцин указывает, что «почитание достойных» вызвано «жаждой славы», которая порождает соперничество среди людей.

IV

1. В большинстве западных переводов свойство Пути, упоминаемое в 1-й строке, передается словом «пустой». Однако употребленный здесь знак

отличается от наиболее распространенных в даосской литературе обозначений пустоты (

). Исходное значение термина

пустота в сосуде или пустота чаши. И. С. Лисевич так и переводит: «Путь есть вместилище сосуда». Речь идет, стало быть, о «полезной» пустоте, которая предоставляет человеку пространство для деятельности. Иероглиф

означает также «пронзать», «заполнять», и в этом качестве соотносится с таким важным определением Пути, как способность «сообщать», пронизывать различные планы бытия (

), быть осью мирового круговорота

у Лао-цзы обладает свойством, говоря языком супрематиста К. Малевича, «скважности». Наконец, Хэшан-гун, Чэн Сюаньин и ряд других толкователей отождествляют указанную «пустотность» с «серединой» (тот же знак, но без ключа «вода»). Согласно Хэшан-гуну, начальная строка означает, что Путь всегда «скрывает себя, и его польза – в средоточии». Чэн Сюаньин дает сходное толкование: «Путь пребывает в середине, и им пользуются без пресыщения». Нань Хуайцзинь сравнивает это действие Великой Пустоты с непрерывным течением вод, благодаря которому в конце концов образуется безбрежная и бездонная пучина.

V

Человечность –

фундаментальное понятие конфуцианской этики, мера всех добродетелей. Китайские комментаторы понимают отсутствие «человечности» у Неба и Земли как отсутствие особой симпатии к чему бы то ни было и как безупречное следование «таковости сущего». Это мнение развивает, в частности, У Чэн: «Совершенство Неба и Земли есть великая всеобщность, и она не имеет никаких личных пристрастий. В отношении вещей оно полагается на то, что они сами рождаются и превращаются. Так же относится к народу и премудрый человек».

Спокойный и солнечный день. Листья сакуры пролетают вместе со свежим ветром. В храме сидит монах в неподвижной позе и с отрешённым выражением лица смотрит в никуда. Его тело расслаблено, а дыхание медленное и размеренное. Кажется, вокруг него разлита пустота и в то же время заполненность. Ни одно явление не может повлиять на глубокое погружение в тайны собственного «я» этого монаха.

Так проходит долгое время. Солнце, встретив одинокую фигуру своими лучами, уже чуть-чуть начинает прощаться. В этот момент тело монаха оживает и начинает двигаться. Пробуждение небыстрое, нужно время для того, чтобы прийти в себя в полном смысле этого слова. Вот он уже встал и тихой поступью пошёл по тропинке, которая ведёт в небольшой домик. Там его ждёт простая еда и такая же комната. Ничего лишнего в доме монаха нет, только самое необходимое для жизни.

Это было небольшое путешествие во времени для того, чтобы увидеть образ великого мыслителя Лао Цзы и сути его учения, которое стало одной из трёх основных

Кто такой Лао Цзы?

Если верить легенде, то это сын, которого родила женщина под сливовым деревом. Она вынашивала его 81 год и родила через бедро. На свет он появился старым и с седой головой. Это сильно удивило женщину, и она назвала его «старый ребёнок», что и означает в переводе на китайский Лао Цзы. Также есть другая трактовка его имени - «старый философ». Его рождение произошло в 604 году до нашей эры.

Стоит заметить, что достоверных сведений о его жизни и рождении нет. До сих пор ведутся исследования насчёт того, был ли человек с таким именем вообще. Поэтому здесь приводятся те данные о нём, которые написаны в авторитетных источниках.

Будучи взрослым, Лао Цзы служил императору и был наставником библиотеки во времена правления династии Чжоу. Долгие годы, занимаясь и читая древние трактаты, мыслитель созревал и набирался мудрости. Будучи в преклонном возрасте, он решил покинуть родную страну и отправился на запад верхом на зелёном быке. На пограничном пункте его остановил служитель императора и узнал великого мыслителя. Он попросил, чтобы мудрец оставил потомкам свою мудрость, перед тем как уйти. Именно по этой просьбе была написана знаменитая книга Лао Цзы - «Дао Дэ Цзин». Длина её составляет пять тысяч иероглифов.

Понятие о Дао

Дао - это в дословном переводе «путь». Основа всего сущего и закон, по которому все происходит в этом мире. настолько многогранно и глубоко, что словами его невозможно конкретно обозначить. Иногда это понятие обозначают как силу, которая движет миром. Она не имеет ни начала, ни конца. Она есть в каждой частице бытия, и пронизывает мир насквозь. Без этой силы невозможно будущее и рассыпается прошлое. Именно она определяет понятие «сейчас» как способ существования.

В трактате о Дао Лао Цзы описывает, как сила движет всем миром и наполняет все существа. Устройство мира полностью определяется Дао, и не может быть иначе. Но в то же время Дао - это бесконечное множество вариантов того, каким путём может пойти существование отдельного объекта. Поэтому есть мнения, что с помощью этой книги любое существо может обрести бессмертие. Это проистекает от того, что Дао, путь которого должен пройти человек, может привести к вечному источнику жизни.

Понятие «Дэ»

Все перемены в мире обусловлены закономерностями или, другими словами, путевыми сообщениями между прошлым и будущем. Этот путь и олицетворяет Дао. В то же время эта сила проявляется через другую грань этого мира - Дэ. Отсюда и название книги «Дао Дэ Цзин».

Понятие «Дэ» являет собой свойство или идеальную концепцию существования всего в этом мире. Дао проявляется в реальности через существование Дэ. Это наилучший вариант проявления материи, которая представляет собой перетекание из одной формы в другую через путь Дао. В некоторых трактовках описывается сходство этого понятия с определяет то, как будет существовать объект, и в некоторой степени перекликается с этим понятием.

В трактате описывается правильное существование человека, которое олицетворяет Дэ. Если избавится от страстей, гордости, излишеств и других пороков, то человеку откроется путь к совершенной жизни, в которой он будет наполняться энергией через Дэ.

О чём книга «Дао Дэ Цзин»?

В название означает «Книга о Дао». Автор взял на себя смелость описать то, что управляет всем миром. Этот трактат представляет собой отдельные изречения и небольшие описания. Он написан с помощью очень древних китайских иероглифов, которые современные жители почти забыли. Основной темой трактата, если так можно выразиться, выступает описание того, как нужно вести себя, жить и чувствовать в этом мире, чтобы человеку открылось истинное просветление.

По описанию Лао Цзы, Дао - это нечто безликое, которое, однако, может обрести форму во всём сущем. Любые попытки вписания этого понятия в конкретные рамки натыкаются на противоречия. Явление имеет форму, но на него смотришь и не видишь. О Дао пишется, что его слышишь, но не можешь услышать, ловишь, но не можешь поймать.

Такие противоречия красной нитью проходят в текстах. Основным фактором этого положения является стремление автора описать то, что находится за рамками понимания обычного человека, которым он себя и считал. Если попытаться определить понятие, то оно неизбежно ускользает, принимая другой облик или проявление. Вследствие этого в текстах есть попытки дать описание Дао как чего-то смутного и тусклого.

Даосизм

На основе написанного трактата возникла целая религия с одноимённым названием. Последователи этого учения старались постичь всю глубину смысла изложенного через отречение и соответствие тому образу жизни, который описывается. Нередко трактовки изложенного были разными, и многие монахи вступали в спор насчёт смысла написанного. Такая ситуация дала толчок к распространению различных школ даосизма, которые понимали суть написанного по-разному.

С помощью учения можно понять, что Дао - это соединение разума человека с мудростью природы. Это является основной целью многих последователей, которые внедряли различные техники для ускорения этого процесса. Разрабатывались комплексы гимнастических упражнений и техники дыхания. Такие способы обрели большую популярность в современном способе осмысления древнего писания.

Учение даосизма

Оценивая идеалы даосизма, можно понять, что главную роль в нём играет спокойствие и простота, а также гармоничность и естественность в поведении человека. Все попытки активных действий считаются бессмысленными и лишь напрасно тратят энергию. При существовании на волнах течения жизни не нужны усилия, они только мешают. Из спокойствия проистекает мир в обществе и гармоничная жизнь каждого.

Иногда действия сравниваются с водой, которая никому не мешает при движении и обтекает препятствия. Человек, который хочет силы и могущества, должен брать пример с воды, которая течёт, но не мешает. Чтобы достичь лучших результатов в жизни, нужно плыть по течению и стараться не нарушать поток своими действиями. Также, согласно трактату, у человека не должно быть зависимостей. Они ослепляют его и создают иллюзию того, что он без них не сможет прожить.

Путь каждого в даосизме

Если человек движим страстью или имеет излишества в своих действиях и стремлениях, то он далёк от своего истинного пути. Любая привязанность к земному создаёт условия, в которых человек начинает служить не себе, а конкретным вещам. Такое возможно, если не прислушиваться к стремлениям души и не заниматься поисками своего пути.

Отстранённое отношение к материальным благам и наслаждениям позволяет услышать голос своей души и в соответствии с ним начать свой Дао цзы — путь мудреца. На этом пути не возникает вопросов о том, правильно ли он выбран. Человеку становится комфортно, и разум его проясняется. Если пребывать в долгих размышлениях и прислушиваться к своему внутреннему голосу, со временем будет приходить понимание мира как универсальной субстанции для жизни каждого существа.

Управление недеянием

Когда в Китае правила то развитие в стране было стабильным и спокойным. Деятели брали на вооружение принцип даосизма, который подразумевал, что не нужно мешать развиваться обществу. Недеяние власти в плане управления позволяло народу жить в мире и достатке. Свои силы они применяли на развитие и совершенствование условий жизни.

Современные писатели и даосизм

Многие тренеры по личностному росту и успеху переняли принципы даосизма в свою практику. В своей книге «Дао жизни» Хакамада Ирина описывает принципы, которые взяты из этой религии. По её словам, она сделала некую выжимку из всего текста. Не все положения одинаково подходят к применению для российского человека и китайца. Поэтому таких урезанных руководств сейчас имеется великое множество. «Дао жизни» является книгой - путеводителем. В ней максимально конкретно описаны древние принципы, которыми нужно руководствоваться для гармоничной жизни.

Кроме того, каждый год выходит по меньшей мере один полноценный перевод трактата из древнего языка на современный. Все они представляют собой ещё одну интерпретацию истин, которые написаны уже больше двух с половиной тысяч лет назад.

Свою же книгу «Дао жизни» Хакамада Ирина преподносит тоже как один из переводов, но он сделан в большей мере для российского человека.

Последователи, которые пишут свою книгу «Дао»

Одним из известных последователей даосизма является Анна Аверьянова, которая выпускает книги под псевдонимом Лин Бао. Она проделала большую работу по расшифровке даосских текстов. Имеет собственное понимание этой религии и пишет продолжение книги «Дао». Бао Лин многие годы изучает пути достижения человеком сверх сознания. Кроме того, она также занимается вопросами подсознания и бессмертия человеческого разума.

Тайны «Дао» Бао Лин описывает в таком же стиле, что и оригинальные тексты Лао Цзы. Благодаря всестороннему развитию и долгим практикам по всему миру она выработала собственную систему понимания этой религии. В этом одно из отличий от того, как пишет Ирина Хакамада, «Дао» которой более практично.

Боевое искусство

На почве духовного совершенствования появлялись и боевые искусства. Одним из них стало Вовинам Вьёт Во Дао, что дословно означает «боевой путь вьетов».

Это боевое искусство зародилось среди деревенских любителей бороться и вскоре переросло в целое увлечение вьетнамского народа. В нём практиковалась, помимо техники ударов и захватов, высокая моральная и духовная тренировка. Она ставилась во главе всей техники. Считается, что воин Вьёт Во Дао без духовной основы не сможет победить противника.

Энергия «Дао»

В основе пути лежит энергия «Ци». Она, согласно писанию, является абсолютной энергией всего живого в этом мире. Есть понятие «Ци», человека и всего мира, который окружает его. Эта энергия помогает человеку наладить связь между собой разумом и окружающим миром.

У даосов разработана целая техника постижения силы «Ци». Она основывается на правильном дыхании с помощью тайцзыцюань. Это комплекс упражнений и приёмов, которые помогают организму настроиться на приём энергии. Самые талантливые даосцы, которые практиковали эту технику, могли долгое время находится без воды и еды. Также были случаи, когда доходила до немыслимых пределов.

В даосизме есть несколько техник, которые дают восстановить связь с энергией Ци. Они являются частью самой древней методики «Цигун». Помимо дыхательной практики даосизма, используются боевые искусства и медитации. Все эти системы призваны служить одной цели - наполнение энергией Ци и постижение Дао.

Каналы наполнения человека энергией

Согласно трактату, человек может получать энергию когда угодно и где угодно. Для этого он использует специальные каналы. Но не у всех людей они работают на хорошем уровне. Зачастую пути для энергии засорены неправильным питанием и неподвижным образом жизни. Современная модель человека подразумевает использование технического прогресса для того, чтобы не тратить свои силы. Такой способ жизни влечёт за собой много негативных последствий. Человек становится пассивным, и ему не интересно развиваться. За него все выполняют вещи и устройства. Он становится лишь потребителем.

При низком потреблении Дао Дэ закупориваются, и человек буквально становится зависимым от внешних стимуляторов. Это могут быть химические вещества или другие способы.

Для активации и расширения каналов используются специальные методики. Они представляют собой режим питания и определённый его состав. Специальные упражнения позволяют разработать позвоночник и другие части тела. Именно через позвоночник проходит главный и самый большой энергетический поток. Поэтому ему уделяется особое внимание.

Самоисцеление с помощью прислушивания к телу

Многие практики извлекли из книги «Дао» секреты того, как прислушиваться к телу и понимать работу внутренних органов. Такое мастерство доступно лишь тем, кто долгое время занимался техниками даосизма. После достижения определённого уровня человек начинает ощущать своё тело в буквальном смысле этого слова. Все органы словно преобразуются в систему, которая может быть изменена для исцеления.

Иногда мастера прибегают к практике исцеления других людей. Для этого открываются специальные центры нетрадиционной медицины, где принимаются пациенты.

Символика даосизма

Знаменитый символ «Инь и Янь» используется для объяснения сущности Дао. С одной стороны, символ показывает, что все меняется и перетекает из одной формы в другую. С другой стороны противоположности дополняют друг друга. Например, плохое не может быть без хорошего, и наоборот. Нет абсолютной победы одной стихии, можно достигнуть лишь баланса между ними.

В символе отображается одновременно борьба и баланс двух стихий. Они представлены в виде круговорота, которому нет конца. В тоже время чёрная и белая части не могут быть абсолютными, так как имеют частицы противоположности в себе.

Татуировки

Для отождествления человека с религией даосизма существует техника нанесения татуировок. Они представляют собой и плавные линии. Нередко они симметричны и содержат в себе изображения мифических персонажей. Культура нанесения таких татуировок пришла из древнего Китая, где они были очень популярны.

Оздоровительная система

Существует и так называемая школа «Шоу Дао». В дословном переводе это означает «Путь спокойствия». Она представляет собой комплекс мер для улучшения здоровья и подлинного спокойствия. В них входят как единоборства, так и дыхательные практики, которые помогают обрести крепкое здоровье и спокойствие. Система «Шоу Дао» очень близка к философии даосизма и поэтому считается, что она может быть его частью. Воспитанники школы называют себя «спокойными воинами» и совершенствуют свои навыки для душевного равновесия.

В мире есть много практических руководств, которые помогают вести здоровую духовную и психологическую жизнь. К примеру, есть советы, чтобы обрести спокойствие и гармонию в жизни:

• Избавляйтесь от стрессов с помощью внутренней улыбки. Можно не показывать её на внешнем уровне, но она должна появляться внутри человека.
• Меньше говорите. Каждое слово, которое произнесено напрасно или неуместно, тратит энергию Ци.
• Беспокойство растворяется в действии. Вместо того, чтобы нервничать сложа руки, нужно начинать активно действовать.
• Разум должен развиваться. Если он не задействован, то начинается деградация.
• Необходимо контролировать своё половое влечение.
• Будьте умеренны в питании. От стола нужно отходить, когда вы ещё немного голодны.
• Умеренность во всех воздействиях на тело.
• Чем больше радости в жизни, тем больше к человеку приходит энергии Ци. Поэтому надо радоваться всему вокруг.

Даосизм и любовь

Понятие «Дао» неразрывно связано с любовью. Через отношения двух людей противоположного пола произрастает дерево жизни и наполняет обоих энергией. Даосцы считали занятие сексом чем-то настолько естественным и необходимым, что писали для этого практические пособия. При этом в текстах с откровенными иллюстрациями нет ни тени похоти и извращения. В соответствии с трактатом «Дао любви», мужчина должен полностью начать контролировать своё чувство удовольствия и эффективно управлять им. Это нужно в первую очередь для удовлетворения женщины, которая нуждается в особенном участии.

Учение о любви имеет три основных понятия:

• Мужчина получает огромную силу и мудрость, если правильно подберёт режим своей эякуляции и влечения. Ему будут открываться новые возможности, когда будет практиковаться воздержание. Благодаря этому он сможет удовлетворять женщину в полной мере.
• У древних китайцев считалось, что неконтролируемое удовольствие мужчины не является самым приятным моментом в сексе. Есть более глубокое переживание, описанное в «Дао любви», которое доставляет истинное наслаждение. Чтобы достичь этого мастерства, нужно долгое время практиковаться.
• Центральной идеей выступает обязательное удовлетворение женщины. Она считается источником удовольствия для обоих партнёров и поэтому так важна.

Значение даосизма

Благодаря своей популярности даосские школы проникли на другие континенты и внедрились в разные общества. Некоторые критики необоснованно отвергают это учение как неподходящее другим людям. По их мнению, оно создано для китайцев и не имеет существенной пользы для представителей других национальностей. Тем не менее, многие люди по всему миру практикуют принципы даосизма и достигают исключительных результатов в области возможностей тела, разума и духовного развития.

Как оказалось, это учение можно использовать как китайцам, так и всем другим национальностям. Его принципы универсальны и при изучении помогают улучшить качество жизни каждого человека. Именно эту цель и преследовал Лао Цзы, когда писал свои трактаты для будущих поколений.

Для самого Китая это вылилось в целую религию, которая на протяжении многих веков остаётся все такой же загадочной и многогранной. Для её постижения может потребоваться целая жизнь.

Для русского человека сделаны отдельные сокращённые варианты древнего писания, которые максимально адаптированы к этой культуре. В основном такие руководства имеют много практических рекомендаций по психологии и самосовершенствованию.

Заключение

В свете современности даосизм принял вид духовной практики, которая помогает человеку справиться с проблемами, возникшими сегодня. Беря на вооружение принципы, изложенные в книге, каждый человек может самостоятельно совершенствоваться сразу в нескольких направлениях. Это может быть физическое здоровье, психологическое и духовное.

«Дао дэ цзин» – небольшой по объему древний памятник – занимает особое место в истории китайской мысли. Основная идея этого произведения – идея о дао – послужила одним из узловых пунктов борьбы различных идейных течений на протяжении многих веков. У основоположника даосизма Лао-цзы дао рассматривается с материалистических позиций как естественный путь вещей, не допускающий какого-либо внешнего вмешательства У позднейших даосов дао трактуется, как «небесная воля», «чистое небытие» и т. п. Спор как об идейном содержании «Дао дэ цзин», так и о его авторе продолжается вплоть до наших дней.

«Дао дэ цзин» традицией приписывается Лао-цзы (VI–V вв. до н. э.), поэтому трактат и называется его именем. Первый китайский историк – Сыма Цянь (II–I вв. до н. э.) – в «Шицзине» писал, что Лао-цзы был уроженцем уезда Ку в царстве Чу, носил фамилию Ли, имя Дань, служил главным хранителем архива государства Чжоу и встречался с Конфуцием, когда тот приезжал к нему за советами и наставлениями. Лао-цзы долго жил в столице Чжоу и трудился над учением о дао и дэ, о пути вещей и его проявлениях. Увидев упадок государства Чжоу, мыслитель ушел в отставку и отправился на запад. По просьбе начальника пограничной заставы он написал книгу в двух частях, состоящую из пяти тысяч слов. Дальнейшая его судьба никому не известна.

Вслед за этим Сыма Цянь, выражая сомнение в достоверности приведенных им сведений, предполагал, что автором «Дао дэ цзин», возможно, был другой современник Конфуция, Лао Лай-цзы – или же чжоуский государственный деятель Дань, который посетил циньского правителя Сянь-гуна 129 лет спустя после смерти Конфуция. Несмотря на сомнение Сыма Цяня, как в китайской традиции, так и в современной синологии вплоть до 20-х годов XX века считали, что Лао-цзы был современником Конфуция, а «Дао дэ цзин» является произведением, в котором изложено его учение.

В связи с тем, что ныне существующий «Дао дэ цзин» носит отпечатки более позднего времени, некоторые современные китайские ученые (Лян Ци-чао, Гу Цзе-гань и др.) выдвинули предположение о том, что этот памятник был создан, вероятно, в эпоху Чжаньго (IV–III вв. до н. э.) и отношения к Лао-цзы не имеет. Их оппоненты (Го Мо-жо и др.), не отрицая разрыва между годами жизни Лао-цзы и временем появления «Дао дэ цзин», утверждают, что данное произведение представляет собой изложение устно передаваемого в то время учения Лао-цзы его последователями.

Существует большое количество комментариев к «Дао дэ цзин». Трактат был переведен на ряд европейских языков. В 1950 г. Ян Хин-шуном был осуществлен перевод «Дао дэ цзин» на русский язык. Для настоящего издания взят данный перевод, сверенный с китайским оригиналом, вошедшим в 3-й том «Чжуцзы цзичэн» («Собрание классических текстов».

Шанхай, 1935), и заново отредактированный.

Ян Хин-шун

Дао дэ Цзин. Книга о Пути и Добродетели
Перевод Ян Хин-шуна

Книга первая

1

Дао, которое может быть выражено словами, не есть постоянное дао. Имя, которое может быть названо, не есть постоянное имя.

Безымянное есть начало неба и земли, обладающее именем – мать всех вещей.

Поэтому тот, кто свободен от страстей, видит чудесную тайну [дао], а кто имеет страсти, видит его только в конечной форме. Оба они1
Безымянное и обладающее именем.

Одного и того же происхождения, но с разными названиями. Вместе они называются глубочайшими. [Переход] от одного глубочайшего к другому – дверь ко всему чудесному.

2

Когда все в Поднебесной узнают, что прекрасное является прекрасным, появляется и безобразное. Когда все узнают, что доброе является добром, возникает и зло. Поэтому бытие и небытие порождают друг друга, трудное и легкое создают друг друга, длинное и короткое взаимно соотносятся, высокое и низкое взаимно определяются, звуки, сливаясь, приходят в гармонию, предыдущее и последующее следуют друг за другом. Поэтому совершенномудрый, совершая дела, предпочитает недеяние; осуществляя учение, не прибегает к словам; вызывая изменения вещей, [он] не осуществляет их сам; создавая, не обладает [тем, что создано]; приводя в движение, не прилагает к этому усилий; успешно завершая [что-либо], не гордится. Поскольку он не гордится, его заслуги не могут быть отброшены.

3

Если не показывать того, что может вызвать зависть, то не будут волноваться сердца народа. Поэтому, управляя [страной], совершенномудрый делает сердца [подданных] пустыми, а желудки – полными. [Его управление] ослабляет их волю и укрепляет их кости. Оно постоянно стремится к тому, чтобы у народа не было знаний и страстей, а имеющие знания не смели бы действовать.

Осуществление недеяния всегда приносит спокойствие.

4

Дао пусто, но в применении неисчерпаемо. О глубочайшее! Оно кажется праотцем всех вещей.

Если притупить его проницательность, освободить его от хаотичности, умерить его блеск, уподобить его пылинке, то оно будет казаться ясно существующим. Я не знаю, чье оно порождение, [я лишь знаю, что] оно предшествует небесному владыке.

5

Небо и земля не обладают человеколюбием2
Согласно Лао-цзы, все социальные явления, поступки людей должны быть подчинены естественной необходимости. Поэтому он отвергал конфуцианское понятие «человеколюбие», считая его чуждым сущностной природе человека, а требование его соблюдения неоправданным вмешательством в жизнь общества.

И предоставляют всем существам возможность жить собственной жизнью3
В оригинале содержатся два иероглифа чу гоу, которые в одних комментариях (Ван Би и др.) трактуются как «трава» и «собака», а в других – «соломенная собака», которая по древнекитайскому обычаю используется на похоронах, после чего выбрасывается. В том и другом случае чу гоу в данном контексте означает существа, в жизнь которых не вмешиваются ни небо, ни земля, ни совершенномудрый.

Совершенномудрый не обладает человеколюбием и предоставляет народу возможность жить собственной жизнью.

Разве пространство между небом и землей не похоже на кузнечный мех? Чем больше [в нем] пустоты, тем дольше [он] действует, чем сильнее [в нем] движение, тем больше [из него] выходит [ветер].

Тот, кто много говорит, часто терпит неудачу, поэтому лучше соблюдать меру.

6

Превращения невидимого [дао] бесконечны. [Дао] - глубочайшие врата рождения. Глубочайшие врата рождения – корень неба и земли. [Оно] существует [вечно] подобно нескончаемой нити, и его действие неисчерпаемо.

7

Небо и земля – долговечны. Небо и земля долговечны потому, что они существуют не для себя. Вот почему они могут быть долговечными.

Поэтому совершенномудрый ставит себя позади других, благодаря чему он оказывается впереди. Он пренебрегает своей жизнью, и тем самым его жизнь сохраняется. Не происходит ли это от того, что он пренебрегает личными [интересами]? Напротив, [он действует] согласно своим личным [интересам].

8

Высшая добродетель подобна воде. Вода приносит пользу всем существам и не борется [с ними]. Она находится там, где люди не желали бы быть. Поэтому она похожа на дао.

[Человек, обладающий высшей добродетелью, так же как и вода], должен селиться ближе к земле; его сердце должно следовать внутренним побуждениям; в отношениях с людьми он должен быть дружелюбным; в словах должен быть искренним; в управлении [страной] должен быть последовательным; в делах должен исходить из возможностей; в действиях должен учитывать время. Поскольку [он], так же как и вода, не борется с вещами, [он] не совершает ошибок.

9

Лучше ничего не делать, чем стремиться к тому, чтобы что-либо наполнить. Если [чем-либо] острым [все время] пользоваться, оно не сможет долго сохранить свою [остроту]. Если зал наполнен золотом и яшмой, то никто не в силах их уберечь. Если богатые и знатные проявляют кичливость, они сами навлекают на себя беду.

Когда дело завершено, человек [должен] устраниться. В этом закон небесного дао.

10

Если душа и тело будут в единстве, можно ли сохранить его? Если сделать дух мягким, можно ли стать [бесстрастным], подобно новорожденному? Если созерцание станет чистым, возможны ли тогда заблуждения? Можно ли любить народ и управлять страной, не прибегая к мудрости? Возможны ли превращения в природе, если следовать мягкости? Возможно ли осуществление недеяния, если познать все взаимоотношения в природе?

Создавать и воспитывать [сущее]; создавая, не обладать [тем, что создано]; приводя в движение, не прилагать к этому усилий; руководя, не считать себя властелином, – вот что называется глубочайшим дэ.

11

Тридцать спиц соединяются в одной ступице [образуя колесо], но употребление колеса зависит от пустоты между [спицами]. Из глины делают сосуды, но употребление сосудов зависит от пустоты в них Пробивают двери и окна, чтобы сделать дом, но пользование домом зависит от пустоты в нем. Вот почему полезность [чего-либо] имеющегося зависит от пустоты.

12

Пять цветов притупляют зрение. Пять звуков притупляют слух. Пять вкусовых ощущений притупляют вкус4
Пять цветов – желтый, красный, синий, белый, черный; пять звуков – пять вариаций гаммы в китайской музыке; пять вкусовых ощущений – сладкий, кислый, горький, острый, соленый. Здесь Лао-цзы предостерегает от стремления к роскоши, призывает к умеренности и скромности.

Быстрая езда и охота волнуют сердце. Драгоценные вещи заставляют человека совершать преступления. Поэтому совершенномудрый стремится к тому, чтобы сделать жизнь сытой, а не к тому, чтобы иметь красивые вещи. Он отказывается от последнего и ограничивается первым.

13

Слава и позор подобны страху. Знатность подобна великому несчастью в жизни. Что значит, слава и позор подобны страху? Это значит, что нижестоящие люди приобретают славу со страхом и теряют ее также со страхом. Это и называется – слава и позор подобны страху.

Что значит, знатность подобна великому несчастью в жизни? Это значит, что я имею великое несчастье, потому что я [дорожу] самим собой. Когда я не буду дорожить самим собой, тогда у меня не будет и несчастья. Поэтому знатный, самоотверженно служа людям, может жить среди них. Гуманный, самоотверженно служа людям, может находиться среди них.

14

Смотрю на него и не вижу, а поэтому называю его невидимым. Слушаю его и не слышу, поэтому называю его неслышимым. Пытаюсь схватить его и не достигаю, поэтому называю его мельчайшим. Не надо стремиться узнать об источнике этого, потому что это едино. Его верх не освещен, его низ не затемнен. Оно бесконечно и не может быть названо. Оно снова возвращается к небытию. И вот называют его формой без форм, образом без существа. Поэтому называют его неясным и туманным. Встречаюсь с ним и не вижу лица его, следую за ним и не вижу спины его.

Придерживаясь древнего дао, чтобы овладеть существующими вещами, можно познать древнее начало. Это называется принципом дао.

15

В древности те, кто были способны к учености, знали мельчайшие и тончайшие [вещи]. Но другим их глубина неведома. Поскольку она неведома, [я] произвольно даю [им] описание: они были робкими, как будто переходили зимой поток; они были нерешительными, как будто боялись своих соседей; они были важными, как гости; они были осторожными, как будто переходили по тающему льду; они были простыми, подобно неотделанному дереву; они были необъятными, подобно долине; они были непроницаемыми, подобно мутной воде. Это были те, которые, соблюдая спокойствие, умели грязное сделать чистым. Это были те, которые своим умением сделать долговечное движение спокойным содействовали жизни. Они соблюдали дао и не желали многого. Не желая многого, они ограничивались тем, что существует, и не создавали нового.

16

Нужно сделать [свое сердце] предельно беспристрастным, твердо сохранять покой, и тогда все вещи будут изменяться сами собой, а нам останется лишь созерцать их возвращение. [В мире] – большое разнообразие вещей, но [все они] возвращаются к своему началу. Возвращение к началу называется покоем, а покой называется возвращением к сущности. Возвращение к сущности называется постоянством. Знание постоянства называется [достижением] ясности, а незнание постоянства приводит к беспорядку и [в результате] к злу. Знающий постоянство становится совершенным; тот, кто достиг совершенства, становится справедливым; тот, кто обрел справедливость, становится государем. Тот, кто становится государем, следует небу. Тот, кто следует небу, следует дао. Тот, кто следует дао, вечен, и до конца жизни [такой государь] не будет подвергаться опасности.

17

Лучший правитель тот, о котором народ знает лишь то, что он существует. Несколько хуже те правители, которые требуют от народа его любить и возвышать. Еще хуже те правители, которых народ боится, и хуже всех те правители, которых народ презирает. Поэтому, кто не заслуживает доверия, не пользуется доверием [у людей]. Кто вдумчив и сдержан в словах, успешно совершает дела, и народ говорит, что он следует естественности.

18

Когда устранили великое дао, появились «человеколюбие» и «справедливость». Когда появилось мудрствование, возникло и великое лицемерие. Когда шесть родственников5
Шесть родственников – отец и мать, старший и младший братья, муж и жена.

В раздоре, тогда появляются «сыновняя почтительность» и «отцовская любовь». Когда в государстве царит беспорядок, тогда появляются «верные слуги»6
Честные и преданные государственные деятели.

19

Когда будут устранены мудрствование и ученость, народ будет счастливее во сто крат; когда будут устранены «человеколюбие» и «справедливость», народ возвратится к «сыновней почтительности» и «отцовской любви»; когда будут уничтожены хитрость и нажива, исчезнут воры и разбойники. Все эти три вещи [происходят] от недостатка знаний. Поэтому нужно указывать людям, что они должны быть простыми и скромными, уменьшать личные [желания] и освобождаться от страстей.

20

Когда будет уничтожена ученость, тогда не будет и печали. Как ничтожна разница между обещанием и лестью и как велика разница между добром и злом! Надо избегать того, чего люди боятся.

О! Как хаотичен [мир], где все еще не установлен порядок. Все люди радостны, как будто присутствуют на торжественном угощении или празднуют наступление весны. Только я один спокоен и не выставляю себя на свет. Я подобен ребенку, который не явился в мир. О! Я несусь! Кажется, нет места, где мог бы остановиться. Все люди полны желаний, только я один подобен тому, кто отказался от всего. Я сердце глупого человека. О, как оно пусто! Все люди полны света. Только я один подобен тому, кто погружен во мрак. Все люди пытливы, только я один равнодушен. Я подобен тому, кто несется в мирском просторе и не знает, где ему остановиться. Все люди проявляют свою способность, и только я один похож на глупого и низкого. Только я один отличаюсь от других тем, что вижу основу в еде.

21

Содержание великого дэ подчиняется только дао. Дао бестелесно. Дао туманно и неопределенно. Однако в его туманности и неопределенности содержатся образы. Оно туманно и неопределенно. Однако в его туманности и неопределенности скрыты вещи. Оно глубоко и темно. Однако в его глубине и темноте скрыты тончайшие частицы. Эти тончайшие частицы обладают высшей действительностью и достоверностью.

С древних времен до наших дней его имя не исчезает. Только следуя ему, можно познать начало всех вещей. Каким образом мы познаем начало всех вещей? Только благодаря ему.

22

В древности говорили: «Ущербное становится совершенным, кривое – прямым, пустое – наполненным, ветхое сменяется новым; стремясь к малому, достигаешь многого; стремление получить многое ведет к заблуждениям». Поэтому совершенномудрый внемлет этому поучению, коему необходимо следовать в Поднебесной. Совершенномудрый исходит не только из того, что сам видит, поэтому может видеть ясно; он не считает правым только себя, поэтому может обладать истиной; он не прославляет себя, поэтому имеет заслуженную славу; он не возвышает себя, поэтому он старший среди других Он ничему не противоборствует, поэтому он непобедим в Поднебесной.

Слова древних «Ущербное становится совершенным…», – разве это пустые слова? Они действительно указывают человеку путь к [истинному] совершенству.

23

Нужно меньше говорить, следовать естественности. Быстрый ветер не продолжается все утро, сильный дождь не продержится весь день. Кто делает все это? Небо и земля. Даже небо и земля не могут сделать что-либо долговечным, тем более человек Поэтому он служит дао. Кто [служит] дао, тот тождествен дао. Кто [служит] дэ, тот тождествен да Тот, кто теряет, тождествен потере. Тот, кто тождествен дао, приобретает дао. Тот, кто тождествен дэ, приобретает дэ. Тот, кто тождествен потере, приобретает потерянное. Только сомнения порождают неверие.

24

Кто поднялся на цыпочки, не может [долго] стоять. Кто делает большие шаги, не может [долго] идти. Кто сам себя выставляет на свет, тот не блестит. Кто сам себя восхваляет, тот не добудет славы. Кто нападает, не достигает успеха. Кто сам себя возвышает, не может стать старшим среди других Если исходить из дао, все это называется лишним желанием и бесполезным поведением. Таких ненавидят все существа. Поэтому человек, обладающий дао, не делает этого.

25

Вот вещь, в хаосе возникающая, прежде неба и земли родившаяся! О беззвучная! О лишенная формы! Одиноко стоит она и не изменяется. Повсюду действует и не имеет преград. Ее можно считать матерью Поднебесной. Я не знаю ее имени. Обозначая иероглифом, назову ее дао, произвольно давая ей имя, назову ее великое. Великое – оно в бесконечном движении. Находящееся в бесконечном движении не достигает предела. Не достигая предела, оно возвращается [к своему истоку]. Вот почему велико дао, велико небо, велика земля, велик также и государь. Во Вселенной имеются четыре великих, и среди них – государь.

Человек следует [законам] земли. Земля следует [законам] неба. Небо следует [законам] дао, а дао следует самому себе.

26

Тяжелое является основой легкого. Покой есть главное в движении. Поэтому совершенномудрый, шагая весь день, не отходит от [телеги] с тяжелым грузом. Хотя он живет прекрасной жизнью, но он в нее не погружается. Почему властитель десяти тысяч колесниц, занятый собой, так пренебрежительно смотрит на мир? Пренебрежение разрушает его основу, а его торопливость приводит к потере власти.

27

Умеющий шагать не оставляет следов. Умеющий говорить не допускает ошибок Кто умеет считать, тот не пользуется инструментом для счета. Кто умеет закрывать двери, не употребляет затвор и закрывает их так крепко, что открыть их невозможно. Кто умеет завязывать узлы, не употребляет веревку, [но завязывает так прочно], что развязать невозможно. Поэтому совершенномудрый постоянно умело спасает людей и не покидает их. Он всегда умеет спасать существа, поэтому он не покидает их. Это называется глубокой мудростью. Таким образом, добродетель является учителем недобрых, а недобрые – ее опорой. Если [недобрые] не ценят своего учителя и добродетель не любит свою опору, то они, хотя и [считают себя] разумными, погружены в слепоту. Вот что наиболее важно и глубоко.

28

Кто, зная свою храбрость, сохраняет скромность, тот, [подобно] горному ручью, становится [главным] в стране. Кто стал главным в стране, тот не покидает постоянное дэ и возвращается к состоянию младенца. Кто, зная праздничное, сохраняет для себя будничное, тот становится примером для всех. Кто стал примером для всех, тот не отрывается от постоянного дэ и возвращается к изначальному. Кто, зная свою славу, сохраняет для себя безвестность, тот становится главным в стране. Кто стал главным в стране, тот достигает совершенства в постоянном дэ и возвращается к естественности. Когда естественность распадается, она превращается в средство, при помощи которого совершенномудрый становится вождем и великий порядок не разрушается.

29

Если кто-нибудь силой пытается овладеть страной, то вижу я, он не достигает своей цели. Страна подобна таинственному сосуду, к которому нельзя прикоснуться. Если кто-нибудь тронет [его], то потерпит неудачу. Если кто-нибудь схватит [его], то его потеряет.

Поэтому одни существа идут, другие – следуют за ними; одни расцветают, другие высыхают; одни укрепляются, другие слабеют; одни создаются, другие разрушаются. Поэтому совершенномудрый отказывается от излишеств, устраняет роскошь и расточительность.

30

Кто служит главе народа посредством дао, не покоряет другие страны при помощи войск, ибо это может обратиться против него. Где побывали войска, там растут терновник и колючки. После больших войн наступают голодные годы.

Искусный [полководец] побеждает и на этом останавливается, и он не осмеливается осуществлять насилие. Он побеждает и себя не прославляет. Он побеждает и не нападает. Он побеждает и не гордится. Он побеждает потому, что к этому его вынуждают. Он побеждает, но он не воинствен.

Когда существо полное сил, становится старым, то это называется [отсутствием] дао. Кто не соблюдает дао, погибнет раньше времени.

31

Хорошее войско – средство, [порождающее] несчастье, его ненавидят все существа. Поэтому человек, следующий дао, его не употребляет.

Благородный [правитель] во время мира предпочитает быть уступчивым [в отношении соседних стран] и лишь на войне применяет насилие. Войско – орудие несчастья, поэтому благородный [правитель] не стремится использовать его, он применяет его, только когда его к этому вынуждают. Главное состоит в том, чтобы соблюдать спокойствие, а в случае победы себя не прославлять. Прославлять себя победой – это значит радоваться убийству людей. Тот, кто радуется убийству людей, не может завоевать сочувствия в стране. Благополучие создается уважением, а несчастье происходит от насилия.

Слева строятся военачальники флангов, справа стоит полководец. Говорят, что их нужно встретить похоронной процессией. Если убивают многих людей, то об этом нужно горько плакать. Победу следует отмечать похоронной процессией.

Имя Лао-цзы 老子можно перевести как «Старый мудрец» или «Старый младенец». Вместе с «Желтым императором» Хуан-ди 黄帝 он считается легендарным основоположником даосизма. Сведения о нем крайне скудны и недостоверны. Как писал синолог Д.Нидэм, Лао-цзы – «одна из самых темных фигур в китайской истории».

Наиболее ранние сведения о Лао-цзы содержатся в главе «Тянься» («Поднебесная») трактата «Чжуан-цзы» и главе «Жизнеописание Лао-цзы» в «Исторических записках» Сыма Цяня (II в. до н.э.). Согласно им, настоящее имя Лао-цзы было Ли Эр, Лао Дань или Ли Бо-ян.

Он родился в самом конце VII века или VI веке до н.э. в деревне Цюйжэнь уезда Ку волости Ли царства Чу. Одно время занимал должность хранителя библиотеки в царстве Чжоу. Там состоялась его легендарная встреча с , который был младше его. Молодой Конфуций почтительно беседовал с ним и был восхищен его мудростью и знаниями.

Затем Лао-цзы ушел со службы и поселился в уединении. В конце жизни, разочаровавшись в возможности реализации своего учения в , на буйволе белой масти он отправился на Запад. На пограничной заставе его задержал начальник по имени Инь Си (Гуань Инь-цзы). По его просьбе Лао-цзы написал трактат из двух частей «Дао-дэ-цзин» 道德经 («Канон о Пути и его благой силе»), где в сжатом виде изложил своё учение.

Однако современные исследователи, основываясь на текстологическом анализе, полагают, что автор «Дао-дэ-цзина» не мог жить ранее IV-III вв. до н.э.

Лао-цзы едет на буйволе. Картина Чжан Лу (ок. 1490-ок.1563)

О трактате «Дао-дэ-цзин»

Трактат «Дао-дэ-цзин», который приписывается Лао-цзы, состоит из 81 параграфа (чжан 章) и насчитывает около 5 тыс. иероглифов. Традиционно он делится на две части – «Дао-цзин» 道经 (Канон о Дао) и «Дэ-цзин» 德经 (Канон о дэ), однако существенных различий они не имеют. Нынешний канонический вариант текста относится ко II-I вв. до н.э.

В 70-х годах XX века в Мавандуе (Чанша, КНР), в могиле ханьского времени (206 до н.э. — 220 н.э.) была найдена наиболее древняя рукопись трактата, которую отличает иное членение на главы, небольшое расхождение в тексте и другое название – «Дэ-дао-цзин» 德道经.

Текст «Дэ-дао-цзин» из Мавандуя

«Дао-дэ-цзин» написан ритмизованной, рифмованной прозой. Его смысл довольно темен и непонятен, и потому уже во II веке до н.э. началось комментирование этого текста. Наиболее известные комментарии были написаны Хэшан-гуном («Старец с речного берега», II в. до н.э.), Третьим патриархом Школы небесных наставников Чжан Лу (II-III вв.) и одним из основателей неодаосизма Ван Би (III в.).

Культ Лао-цзы и развитие даосизма

В эпоху правления династии Хань (206 до н.э. – 220 н.э.) личность Лао-цзы была мифологизирована. Он был объявлен воплощением Дао, существовавшим прежде Неба и Земли. С этого времени берет традиция его почитания под именем Лао-цзюнь 老君 («Престарелый государь»). Согласно ей, Лао-цзы неоднократно воплощался на Земле в качестве мудрого наставника государей, в том числе и «Желтого императора» Хуан-ди 黄帝. В 165 году император Хуань-ди (132-168) приказал совершить жертвоприношение на родине Лао-цзы в уезде Ку, а год спустя – во дворце.

Во II в. н.э. возникло учение Чжэнъи [дао] 正一道 ([Путь] Истинного Единства), основанное святым Чжан Даолином 张道陵 (Чжан Лин, между 34-156). Согласно ему, Лао-цзы (Лао-цзюнь) явил ему своё откровение и назначил его своим наместником на Земле с титулом «Небесного наставника» тяньши 天师. До настоящего времени этот титул передается по наследству в роде Чжан. Школа существует до сих пор.

Двор даосского монастыря Дунъюэ (храм Восточного пика), принадлежащего к направлению «Путь Истинного Единства», Пекин

В эпоху проникновения буддизма в Китай (первые века нашей эры) широкое распространение получила доктрина «просвещения варваров (化胡 хуа ху ). Существует несколько её версий. Согласно одной из них, Лао-цзы проповедовал своё учение Будде, который видоизменил его. Согласно другой, Лао-цзы был отцом Будды. Считается, что доктрина хуа ху возникла в буддийской среде с целью придания буддизму китайского происхождения, а по мере распространения и развития буддизма в Китае была в значительной степени забыта. Одновременно начала складываться (三教 сань цзяо ), согласно которой конфуцианство, даосизм и буддизм имеют равную мировоззренческую ценность и дополняют друг друга.

В эпоху Шести династий (220-589) Лао-цзы наряду с Изначальным Небесным владыкой (元十天君 Юань-ши тянь-цзунь ) и Небесным владыкой чудесной драгоценности (灵宝天君 Лин-бао тянь-цзунь ) стал почитаться как третья ипостась Трех чистых (三清 сань цин ).

В средние века Лао-цзы приписывалось авторство значительного числа канонических текстов «Дао цзана» 道藏 (Даосского канона). В эпоху Тан (618-907) почитание Лао-цзы приобрело особый размах: он был объявлен предком императоров правящей династии по фамилии Ли. По всему Китаю началось возведение святилищ, где совершали жертвоприношения в его честь, он наделялся различными титулами и званиями.

Идеи Лао-цзы оказали огромное влияние не только на китайскую мысль, но и на всю мировую культуру. В России идеи Лао-цзы были восприняты и интерпретированы многими мыслителями, например, Львом Толстым.

Учение «Дао-дэ-цзин»

Дао

Центральной категорией даосизма является Дао. Иероглиф Дао 道 состоит из двух графем – голова шоу 首 и идти цзоу 走 (辶). Отсюда его основное значение – «дорога, по которой ходят люди». Его словарные значения чрезвычайно разнообразны: «путь», «дорога», «правда», «истина», «учение», «говорить», «выражать», «учить» и т.п.

В дао – это просто путь, которому должен следовать человек:

Учитель сказал:
– Человек может сделать великим путь, которым идет, но путь не может сделать человека великим.
(«Лунь юй», XV, 28)

В даосизме Дао (с большой буквы) – это родоначальник всего сущего, принцип, лежащий в основе мира. Дао безвкусно, пресно, проникает везде и повсюду. Оно подобно воде, которая внешне кажется мягкой, но обладает огромной разрушительной и созидающей силой.

Дао характеризуется качеством цзыжань 自然 («естественность», «самость», «таковость») – оно само по себе, действует спонтанно, в соответствии со своей природой. Поэтому люди должны следовать своей природе, отбросив навязанные извне социальные нормы и правила.

В первом чжане (параграфе) «Дао-дэ-цзина» определяется, что существует два Дао – безымянное (у-мин 无名) и обладающее именем (ю-мин 有名). Безымянное Дао – «отец Неба и Земли», постоянное, бездеятельное, которое пребывает в покое, недоступно восприятию и словесно-понятийному выражению, порождает мир в целом, но само относится к сфере отсутствия/небытия (у 无). Дао, обладающее именем – «мать всех вещей», оно всеохватывающее, подобно воде, всепроникающее, изменяющееся вместе с миром, деятельное, доступное восприятию и познанию, выразимое в словах и знаках. Оно создает конкретные вещи, является «матерью всех вещей», порождая наличие/бытие (ю 有).

Дао, которое может быть выражено словами, не есть постоянное дао. Имя, которое может быть названо, не есть постоянное имя. Безымянное есть начало неба и земли, обладающее именем — мать всех вещей. Поэтому тот, кто свободен от страстей, видит чудесную тайну [дао], а кто имеет страсти, видит только его в конечной форме.

Безымянное и обладающее именем одного и того же происхождения, но с разными названиями. Вместе они называются глубочайшими. Переход от одного глубочайшего к другому — дверь ко всему чудесному. («Дао-дэ-цзин», §1)

Дао – произвольное имя, за которым не стоят какие-то определенные атрибуты, как, например, когда мы стол называем столом, то этой вещи приписываем определенные атрибуты. Само Дао никем не создано. Название «Дао» — лишь произвольный иероглиф. Дао является основой основ всего мира, его всеобщим законом. Оно бесформенно, беззвучно:

Смотрю на него и не вижу, а поэтому называю его невидимым. Слушаю его и не слышу, поэтому называю его неслышимым. Пытаюсь схватить его и не достигаю, поэтому называю его мельчайшим. Не надо стремиться узнать об источнике этого, потому что это едино. Его верх не освещен, его низ не затемнен. Оно бесконечно и не может быть названо. Оно снова возвращается к небытию. И вот называют его формой без форм, образом без существа. Поэтому называют его неясным и туманным. Встречаюсь с ним и не вижу лица его, следую за ним и не вижу спины его.

Придерживаясь древнего дао, чтобы овладеть существующими вещами, можно познать древнее начало. Это называется принципом дао. («Дао-дэ-цзин», §14)

Дао порождает все вещи (тьму вещей), но само вещью не является. Дао – это то, через что вещи получили свое существование, стали теми, чем они являются. Лао-цзы уподобляет Дао необработанной глыбе. Дао – начало и конец вещей, все вещи начинаются с него и возвращаются к нему; «мать», «корень», «предок», генетически предшествующее всему сущему. Дао уподобляется женскому началу и называется «сокровенной самкой», «матерью Поднебесной» и др. Дао – недифференцированное единство, «таинственное тождество», оно в потенции содержит себе все вещи, которые пребывают в нем в качестве «пневмы» (气 ци ) и семени (精 цзин ).

Дао сравнивается с водой, которая текучая, слабая, повсюду проникает:

Высшая добродетель подобна воде. Вода приносит пользу всем существам и не борется с ними. Она находится там, где люди не желали бы быть. Поэтому она похожа на Дао («Дао-дэ-цзин», §8).

Дао является пустотой, отсутствием, но при этом порождает всё сущее. В качестве отсутствия оно предшествует всем вещам (наличию), однако это не временное, космологическое предшествование, а онтологическое. Поэтому Дао как отсутствие/небытие может проявляться как наличие/бытие и наоборот. Оно непрерывно превращается в свою противоположность, движется по кругу. Наличие и отсутствие находятся в процессе постоянного взаимодействия и взаимопревращения. Превращение в противоположное есть действие Дао, слабость есть свойство Дао. В мире все вещи рождаются в бытии, а бытие рождается в небытии. Дао, поэтому порождает Одно – наличие/бытие, а оно уже, в свою очередь – все сущее.

Дао порождает одно, одно рождает два, два рождает три, а три рождают все существа. Все существа носят в себе инь и ян, наполнены ци и образуют гармонию («Дао-дэ-цзин», §42).

Вот вещь, в хаосе возникающая, прежде неба и земли родившаяся! О беззвучная! О лишенная формы! Одиноко стоит она и не изменяется. Повсюду действует и не имеет преград. Ее можно считать матерью Поднебесной! Я не знаю ее имени. Обозначая иероглифом, назову ее дао. Произвольно давая ей имя, назову ее великое. Великое — оно в бесконечном движении. Находящееся в бесконечном движении не достигает предела. Не достигая предела, оно возвращается [к своему истоку].

Вот почему велико дао, велико небо, велика земля, велик также и Государь! Во вселенной имеются четыре великих, и среди них — Государь.

Человек следует [законам] земли. Земля следует [законам] неба. Небо следует [законам] дао, а дао следует самому себе. («Дао-дэ-цзин», §25)

Нет ни одного предмета или явления, которое возникло бы без участия Дао. Однако Дао не воздействует намеренно на предметы, не имеет целеполагания. Дао позволяет каждому естественно развиваться, выражая полноту своей сущности. Дао находится в процессе постоянного движения, превращаясь в свои противоположности. Оно не навязывает никому свою волю, не господствует. Лао-цзы называет это «таинственной добродетелью» Дао:

Великое Дао растекается повсюду. Оно может находиться и вправо, и влево. Благодаря ему все сущее рождается и не прекращает своего роста. Оно совершает подвиги, но славы себе не желает. С любовью воспитывая все существа, оно не считает себя их властелином. Оно никогда не имеет собственных желаний, поэтому его можно назвать ничтожным. Все сущее возвращается к нему, но оно не рассматривает себя их властелином. Его можно назвать великим. Оно становится великим, потому что никогда не считает себя таковым («Дао-дэ-цзин», §34).

Пустота

Одно из свойств Дао – пустота.

Дао пусто, но в применении неисчерпаемо. О глубочайшее! Оно кажется праотцем всех вещей. Если притупить его проницательность, освободить его от хаотичности, умерить его блеск, уподобить его пылинке, то оно будет казаться ясно существующим. Я не знаю, чьё оно порождение, [я лишь знаю, что] оно предшествует небесному владыке. («Дао-дэ-цзин», §4)

В данном отрывке слово «пустота» обозначается иероглифом чун , который словарь «Шовэнь» объясняет через иероглиф чжун («пустота в сосуде»). То есть Дао является функциональной пустотой, определяющей качество наличия/бытия.

Пустота определяет возможность использования вещи:

Тридцать спиц соединяются в одной ступице, образуя колесо, но употребление колеса зависит от пустоты между спицами. Из глины делают сосуды, но употребление сосудов зависит от пустоты в них. Пробивают двери и окна, чтобы сделать дом, но пользование домом зависит от пустоты в нём. Вот почему полезность чего-либо имеющегося зависит от пустоты («Дао-дэ-цзин», §11).

Более того, сам мир является пустым:

…Разве пространство между небом и землёй не похоже на кузнечный мех? Чем больше [в нём] пустоты, тем дольше [он] действует, чем сильнее [в нём] движение, тем больше [из него] выходит [ветер]… (Дао-дэ-цзин», §5).

Относительность слов и понятий

Дао невозможно определить, о нем ничего нельзя сказать определенного. Мы можем только прочувствовать Дао, слиться с ним. Тому, кто смог совершить это, нельзя причинить вред, ему не страшны хищники и земные стихии. Лао-цзы, говоря о «безымянном дао», называет его «началом Неба и Земли», а «обладающее именем» – это «Мать всех вещей».

Все в мире находится в единстве, перетекает из одного состояния в другое. То, что человек воспринимает как отдельную форму — не более чем его иллюзия, заблуждение. Но это опасная иллюзия: из-за этого возникают различные учения, появляются распри и войны.

Когда все в Поднебесной узнают, что прекрасное является прекрасным, появляется и безобразное. Когда все узнают, что доброе является добром, возникает и зло. Поэтому бытие и небытие порождают друг друга, трудное и легкое создают друг друга, длинное и короткое взаимно соотносятся, высокое и низкое взаимно определяются, звуки, сливаясь, приходят в гармонию, предыдущее и последующее следуют друг за другом. («Дао-дэ-цзин», §2)

Совершенномудрый

Совершенномудрый человек уподобляется Дао. Он также как и Дао, предоставляет возможность всем существам жить своей жизнью, реализуя свою природу. Как и Дао, он хаотичен, непонятен, действует спонтанно, подчиняясь собственной естественной природе. Со стороны он выглядит чудаком или сумасшедшим, однако именно в этом состоянии он способен охватить всю полноту бытия и уподобиться Дао.

Слиться с Дао – это значит вернуться в детское состояние, когда мир еще казался недифференцированным и единым. Поэтому второй иероглиф в имени – цзы, означает не только «мудрец», но и «младенец».

О! Как хаотичен мир, где еще не установлен порядок. Все люди радостны, как будто присутствуют на торжественном угощении или празднуют наступление весны. Только я один спокоен и не выставляю себя на свет. Я подобен ребенку, который не явился в мир. О! Я несусь! Кажется, нет места, где мог бы остановиться. Все люди полны желаний, только я один подобен тому, кто отказался от всего. Я сердце глупого человека. О, как оно пусто! Все люди полны света. Только я один подобен тому, кто погружен во мрак. Все люди пытливы, только я один равнодушен. Я подобен тому, кто несется в мирском просторе и не знает, где ему остановиться. Все люди проявляют свою способность, и только я один похож на глупого и низкого. Только я один отличаюсь от других тем, что вижу основу в еде. («Дао-дэ-цзин, §20)

Совершенномудрый не стремится управлять другими, но поскольку он познал Дао, люди сами непременно будут следовать за ним. Он не выпячивает себя, не стремится быть первым. Но именно поэтому он впереди и остальные признают его власть.

Небо и Земля не обладают человеколюбием и предоставляют всем существам возможность жить собственной жизнью. Совершенномудрый не обладает человеколюбием и предоставляет народу возможность жить собственной жизнью. Разве пространство между Небом и Землей не похоже на кузнечный мех? Чем больше [в нем] пустоты, тем дольше [он] действует, чем сильнее [в нем] движение, тем больше [из него] выходит [ветер]. Тот, кто много говорит, часто терпит неудачу, поэтому лучше соблюдать меру. («Дао-дэ-цзин», §5)

Прим. переводчика: Согласно Лао-цзы, все социальные явления, поступки людей должны быть подчинены естественной необходимости. Поэтому он отвергал конфуцианское понятие жэнь — «человеколюбие», считая его чуждым сущностной природе человека, а требование его соблюдения неоправданным вмешательством в жизнь общества. Прим. переводчика: В оригинале содержатся два иероглифа чу гоу , которые в одних комментариях трактуются как «трава» и «собака», а в других — «соломенная собака», которая по древнекитайскому обычаю используется при похоронах, после чего выбрасывается. В том и в другом случае чу гоу в данном контексте означает существа, в жизнь которых не вмешиваются ни небо, ни земля, ни совершенномудрый.

Верные слова не изящны. Красивые слова не заслуживают доверия. Добрый не красноречив. Красноречивый не может быть добрым. Знающий не доказывает, доказывающий не знает.

Совершенномудрый ничего не накапливает. Он все делает для людей и все отдает другим. Небесное дао приносит всем существам пользу и им не вредит. Дао совершенномудрого – это деяние без борьбы. («Дао-дэ-цзин», §81)

Недеяние

Другая важнейшая даосская категория – у-вэй 无为 («недеяние»). Это понятие вовсе не означает «ничегонеделанье». «Недеяние» подразумевает не делать ничего лишнего, а только то, что необходимо в данный момент. Дао можно сравнить с рекой. Против течения плыть невозможно, можно лишь спускаться вниз по течению. Но если ничего не делать при этом, то может выбросить на опасные скалы. Поэтому нужно слегка корректировать свой путь, делать то, что необходимо в данный момент.

Поэтому совершенномудрый, совершая дела, предпочитает недеяние; осуществляя учение, не прибегает к словам; вызывая изменения вещей, [он] не осуществляет их сам; создавая, не обладает [тем, что создано]; приводя в движение, не прилагает к этому усилий; успешно завершая [что-либо], не гордится. Поскольку он не гордится, его заслуги не могут быть отброшены. («Дао-дэ-цзин», §2)

Не выходя со двора, можно познать мир. Не выглядывая из окна, можно видеть естественное дао. Чем дальше идешь, тем меньше познаешь. Поэтому совершенномудрый не ходит, но познает [все]. Не видя [вещей], он проникает в их [сущность]. Не действуя, он добивается успеха. («Дао-дэ-цзин», §47)

Нужно осуществлять недеяние, соблюдать спокойствие и вкушать безвкусное. Великое состоит из малого, а многое — из немногого. На ненависть нужно отвечать добром.

Преодоление трудного начинается с легкого, осуществление великого начинается с малого, ибо в мире трудное образуется из легкого, а великое — из малого. Поэтому совершенномудрый начинает не с великого, тем самым он совершает великое. Кто много обещает, тот не заслуживает доверия. Где много легких дел, там много и трудных. Поэтому совершенномудрый относится к делу, как к трудному, поэтому он не испытывает трудности. («Дао-дэ-цзин», §63)

Дэ

Если Дао порождает вещи, то дэ 德 – пестует, взращивает их. Дэ переводится как «благодать», «добродетель», «благая сила» и др.

Дао рождает вещи, дэ вскармливает их. Вещи оформляются, формы завершаются. Поэтому нет вещи, которая не почитала бы Дао и не ценила бы дэ. Дао почитаемо, дэ ценимо, потому что они не отдают приказаний, а следуют естественности. Дао рождает вещи, дэ вскармливает их, взращивает их, воспитывает их, совершенствует их, делает их зрелыми, поддерживает их. Создавать и не присваивать, творить и не хвалиться, являясь старшим, не повелевать – вот что называется глубочайшим дэ. («Дао-дэ-цзин», §51)

Критика учености и конфуцианства

Даосские мыслители выступали с критикой конфуцианства. Они полагали, что следование конфуцианским нормам возможно лишь в тот момент, когда Поднебесная находится в состоянии хаоса, утраты Дао. Кроме того, различные мудрецы, придерживаясь разных точек зрения, способствуют столкновению взглядов и, как следствие, войнам.

Конфуцианские добродетели – человеколюбие, справедливость, мудрость, ритуал и др. возникают только после утраты человеком Дао и являются своеобразными «костылями»:

… дэ появляется только после утраты дао; человеколюбие – после утраты дэ; справедливость – после утраты человеколюбия; ритуал – после утраты справедливости. Ритуал – это признак отсутствия доверия и преданности. В ритуале – начало смуты («Дао-дэ-цзин», §38)

Лао-цзы проводит идею отказа от мудрости. Различные учения, споры мудрецов привносят лишь смуту. Поэтому задача правителя заключается в том, чтобы мудрецы не смели говорить и действовать. Аналогично не должно быть у людей ничего того, что их разъединяет – богатств, редких вещей и др. Задача совершенномудрого – ослабить волю народа, чтобы он довольствовался малым.

Поэтому, управляя [страной], совершенномудрый делает сердца [подданных] пустыми, а желудки — полными. [Его управление] ослабляет их волю и укрепляет кости.

Оно постоянно стремится к тому, чтобы у народа не было знаний и страстей, а имеющие знание не смели бы действовать. Осуществление недеяния всегда приносит спокойствие. («Дао-дэ-цзин», §3)

По-китайски «сердце» (синь 心) также означает «сознание».

Когда устранили великое дао, появились «человеколюбие» и «справедливость». Когда появилось мудрствование, возникло и великое лицемерие. Когда шесть родственников в раздоре, тогда появляются «сыновняя почтительность» и «отцовская любовь». Когда в государстве царит беспорядок, тогда появляются и «верные слуги» . («Дао-дэ-цзин», §18)

Прим. переводчика: Шесть родственников — отец, мать, старший и младший братья, муж, жена. Прим. переводчика: Честные и преданные государственные деятели.

Когда будут устранены мудрствование и ученость, народ будет счастливее во сто крат; когда будут устранены человеколюбие и «справедливость», народ возвратится к сыновней почтительности и отцовской любви; когда будут уничтожены хитрость и нажива, исчезнут воры и разбойники. Все эти три вещи [происходят] от недостатка знаний. Просто нужно указывать людям, что они должны быть простыми и скромными, уменьшать личные [желания] и освобождаться от страстей. («Дао-дэ-цзин», §19)

Идеал правителя и вопросы управление

По мнению ряда исследователей, первоначально Дао-дэ-цзин представлял собой руководство правителю по управлению государством на основе учения о Дао и дэ. Во главе общества стоит совершенномудрый монарх, основная задача которого заключается в осуществлении недеяния в «упорядочении Поднебесной». Он правит на основе недеяния, неподвижно сидя лицом к югу, а вся Поднебесная вращается вокруг него. Поэтому правителю необязательно выходить из дома, путешествовать, чтобы руководить страной. Если правитель познал Дао, то вся Поднебесная естественным образом со-настроится ему и подчинится. Если правитель не имеет желаний, то народ станет простодушным и будет послушно подчиняться ему.

Лучший правитель тот, о котором народ знает лишь то, что он существует. Несколько хуже те правители, которые требуют от народа его любить и возвышать. Еще хуже те правители, которых народ боится, и хуже всех те правители, которых народ презирает. Поэтому, кто не заслуживает доверия, не пользуется доверием у людей. Кто вдумчив и сдержан в словах, успешно совершает дела, и народ говорит, что он следует естественности («Дао-дэ-цзин», §17)

Социальный идеал – маленькая патриархальная деревня-страна с редким населением, максимально обособленная от соседей. Её жители ведут простую, безыскусную жизнь. Фактически, это идеализированное родовое общество, где люди занимаются натуральным хозяйством. Хорошей иллюстрацией является фильм «Деревня водяных мельниц» из цикла «Сны Акиры Куросавы» (реж. Акира Куросава).

Когда в стране существует дао, лошади унавоживают землю; когда в стране отсутствует дао, боевые кони пасутся в окрестностях. Нет больше несчастья, чем незнание границы своей страсти, и нет большей опасности, чем стремление к приобретению [богатств]. Поэтому, кто умеет удовлетворяться, всегда доволен [своей жизнью]. («Дао-дэ-цзин», 46)

Пусть государство будет маленьким, а население — редким. Если [в государстве] имеются различные орудия, не надо их использовать. Пусть людям до конца своей жизни не уходят далеко [от своих мест]. Если [в государстве] имеются лодки и колесницы, не надо их употреблять. Даже если имеются воины, не надо их выставлять. Пусть народ снова начинает плести узелки и употреблять их вместо письма. Пусть его пища будет вкусной, одеяние красивым, жилище удобным, а жизнь радостной. Пусть соседние государства смотрят друг на друга, слушают друг у друга пение петухов и лай собак, а люди до самой старости и смерти не посещают друг друга. («Дао-дэ-цзин», 80)

Согласно китайской традиции, первым типом письменности было узелковое письмо.

В своей естественности, спонтанности, хаотичности Дао противостоит всему искусственному, нарочитому – мудрости, орудиям, социальным нормам и т.п. Сытая жизнь без лишних потрясений может позволить человеку дожить до глубокой старости и, тем самым, реализовать свою природу.

Пять цветов притупляют зрение. Пять звуков притупляют слух. Пять вкусовых ощущений притупляют вкус . Быстрая езда и охота волнуют сердце. Драгоценные вещи заставляют человека совершать преступления.

Поэтому совершенномудрый стремится к тому, чтобы сделать жизнь сытой, а не к тому, чтобы иметь красивые вещи. Он отказывается от последнего и ограничивается первым. («Дао-дэ-цзин», §12)

Прим. переводчика: Пять цветов — желтый, красный, синий, белый, черный; пять звуков — пять вариаций гаммы в китайской музыке; пять вкусовых ощущений — сладкий, кислый, горький, острый, соленый. Здесь Лао-цзы предостерегает от стремления к роскоши, призывает к умеренности и скромности.

Продление жизни и бессмертие

В тексте также содержатся намеки на идею продления жизни и обретения неуязвимости и бессмертия посредством сопричастности Дао:

Существа рождаются и умирают. Из десяти человек три идут к жизни, три – к смерти. Из каждых десяти еще имеются три человека, которые умирают от своих деяний. Почему это так? Это происходит оттого, что у них слишком сильно стремление к жизни. Я слышал, что, кто умеет овладевать жизнью, идя по земле, не боится носорога и тигра, вступая в битву, не боится вооруженных солдат. Носорогу некуда вонзить в него свой рог, тигру негде наложить на него свои когти, а солдатам некуда поразить его мечом. В чем причина? Это происходит оттого, что для него не существует смерти. («Дао-дэ-цзин», §50)

Монах-даос в монастыре Байюнь (храм Белого облака), Пекин

* «Дао-дэ-цзин» дан в переводе Ян Хин-шуна.

© , 2009-2019. Копирование и перепечатка любых материалов и фотографий с сайта сайт в электронных публикациях и печатных изданиях запрещены.